Золотой гобелен

На возвышении, поддерживающем этот знак королевской власти, рядком сидели пятеро: черноволосая женщина с красивым, но слишком строгим лицом и мудреной прической, которую венчали два витых хрустальных рога. По правую руку от нее как ни в чем не бывало — Тарим и Кери. По левую — два престарелых бурграха в серых костюмах, отличавшихся только оттенком: серебристый у одного и с оливковым отливом у другого. Они о чем-то переговаривались в полголоса. Еще четверо бурграхов стояло поодаль. Среди них я заметил великана, напавшего на нас в портальной комнате.

Я оступился, засмотревшись на эту мирную картину, опустил взгляд, чтобы понять, за что зацепились мои ноги и увидел, что у меня появилась новая татуировка: поверх змеи на коже проступило изображение большой голубой бабочки.

Я замер, забыв о сидящих у трона людях.

«Я побуду пока здесь», — тысячеголосо прошептал Горм.

«Что ты тут делаешь?» — мысленно возмутился я, пытаясь вложить с свои слова все негодование от появившегося на моей руке без моего же ведома безвкусного, совершенно не подходящего мужчине украшения.

— Ты неплохо уживаешься с Хоге, вот я и подумал, почему бы мне не посмотреть на мир глазами человека. Когда еще представится такая возможность.

— Да вы что тут, совсем охренели! Это же надо, так обнаглеть, я что вам экскурсионный автобус?!

В зале наступила гробовая тишина. Стоящие за моей спиной бурграхи перестали дышать. Пятеро у трона замерли, словно для них остановилось время. Те, что говорили до этого, так и сидели с открытыми ртами. Очень медленно, не меняя положения поднятой руки, которой она только что собиралась потрепать Кери по волосам, рогатая женщина повернула голову в мою сторону.

Я что это вслух сказал? Ну спасибо, ребята! Может мне ей сообщить, что у меня голове поселились дух планеты и странный тип, говорящий моим голосом? А доказательство тому — девчачья татуировка?!

— Упс, — прошелестел тысяча и один голос.

Глава 14. ПУТЬ ЛАНА

Лан прошел сквозь зыбкую поверхность портала, в которую превратилась сплошная каменная стена, и оказался в продолжении тоннеля. Пройдя несколько десятков шагов в обратном направлении и покричав в темноту имя Граннифер, он убедился, что девушка исчезла. Неровные блики, от пламени факела выхватывали из густой застоявшейся тьмы шероховатости стен и перспективу каменного коридора. Он был абсолютно пуст.

Лан вернулся и увидел впереди светлое пятно. Он выбрался из пещеры на склоне горы, продираясь через густые заросли, различая только синее небо в паутине ветвей, остановился и прислушался. Дар давно научил его распознавать тончайшие настройки тела. Если угрожала опасность, любая мелочь — запах, направление ветра, тишайший, но посторонний звук — мгновенно бы привели в движение внутреннюю силу, настраивая его на сражение и готовность исцелить повреждение.

Но интуиция, подкрепленная даром, молчала.

Наконец Лану удалось вырваться из цепких кустов, и перед ним раскинулась долина, окруженная невысокими горами. Ниже по склону вилась уютная ровная тропинка, спешившая к крышам, торчащим из крон высоких деревьев. Что-то звонко дрогнуло внутри, словно кто-то тронул давно молчавшую струну. Первым, что узнал Лан, был запах. Запах теплых листьев и влажной древесной коры. Тонкой ноткой в него вплетался аромат фруктов и молодого вина.

Лан никогда не был здесь, на этой стороне долины. Он поправил перевязь меча, потрогал рукоять и снова застыл, прислушиваясь. Когда глаза привыкли к яркому свету, стало ясно, что день еще не наступил. Пели птицы, шелестела листва, тронутая нежный южным ветром. Лан знал, что увидит, когда тот унесет остатки молочной пелены, окутавшей противоположный склон, — сады, склонившиеся под тяжестью зреющих фруктов, и маленький дом, из которого двенадцать лет назад он уехал в земли дауров вместе с матерью и сестрой.

Но пока между ним и его воспоминаниями лежало зыбкое покрывало и долина, в центре которой из пронизанного светом восходящей Тари тумана выглядывали башни города. В свете начинающегося дня перед Ланом раскинулся Лурх.

Лан не пошел по тропинке, которой пользовались пастухи из окрестных деревень. Он пробирался по склону в нескольких десятках метров от тропы. Странно, но в рассветное время — самое подходящее, чтобы выгнать овец на сочное пастбище, так никто и не появился. Без приключений он добрался до ближайшей деревни, где какая-то тетка торчала задом из сонной грядки.

Лан тихонько прокрался вдоль редкого почерневшего от времени частокола, окружавшего огород, разжившись висевшей на одном из столбов старой соломенной шляпой.

Отойдя подальше, он присел под деревом, открыл рюкзак, порывшись в нем, выудил на свет черный шелковый шарф и повязал его на голову, скрыв белые волосы и уши, так и оставшиеся острыми после путешествия в страну айнов.