Из поправленной Вовкой палатки, как Явление Христа Народу, объявился Игорь. Рев самолета над головой он воспринял справедливой Божий гнев за неправедный образ жизни.
Словно в замедленном фильме, он уныло и тупо прошел мимо, на секунду остановился у ямы, чего то соображая, тряхнул лохматой головой, осторожно спустился к воде и снова упал в лопухи. Затем он на четвереньках забрался на крутой берег, молча сел и стал страдальчески глядеть на хозяина стеклянной банки, как собака на недоступную колбасу.
— Нет, нет и, нет — замахал руками Мишка — даже и не проси. Не время.
Игорь в страдании поднялся, отошел к берегу и стал смотреть на реку. Его неподвижный, горестный силуэт походил на жреца Мельпомены.
— Да ладно, Миш, налей ему 50 граммов, помрет, ведь, неровен час, — сказал я Мишке. — А ты, Игорь, имей в виду, на этом все!
Мишка, поругиваясь, сходил к банке, которая лежала в куче рюкзаков, плеснул в кружку сто граммов, отломил корку хлеба и вернулся. Игорь, держал кружку двумя подрагивающими руками и смотрел в нее брезгливо, как на таракана. Закрыв глаза, выпил. Затем стал нюхать корку, так втягивая воздух, что даже вороны, мирно сидящие на соснах перепугались и подозрительно закружили над поляной.
Игорь, поставив на траву, опустошенною в глоток кружку, вытянул с бревна ноги. Через минуту его просветлевшее лицо стало олицетворять поэзию, — он чем — то задумался. О чем могут думать поэты? О Пегасе, который спускается с небес редко, а если и заглядывает к поэту, то его еще надо было обуздать. О смысле жизни, который ищут философы и поэты уже много веков подряд и не могут найти. О своей бытовой неустроенности, о вечном безденежье, о своих детях — сиротах, которые, вроде бы, где — то есть, но, может, их и нет? О вечном храме — природе, о великой силе любви..
О многом могут думать поэты. Но еще минуту назад наш поэт думал только об одном — как урвать рюмку. Урвал, и метаморфоза налицо. Кажется, что все великие и прекрасные открытия и дела совершают немного поддатые люди. И только абсолютные трезвенники занимаются интриганством, наветами, травлей, объявляют и ведут войны.
В ЗАБОЕ
Солнце нещадно палило, заливая ярким светом зеленую поляну, голубую реку и мягкий, белосснежный пляж. Хотелось, как Игорь, вытянуть ноги, подставить лицо солнцу и думать о хорошем. Но, я думал про земное, даже ниже, — думал про подземный ход. Место пробито, можно спускаться.
— А вы, ребята, — сказал я, рассчитывая, больше на Валерия, чем на остальных — палатку разберите и поставьте на месте раскопок. Надо замаскировать наши корыстные замыслы.
Валерий сбегал к байдаркам притащил рюкзак и тяжело бросил под ноги.
— Там — сказал он — все, что необходимо для первого месяца жизни в условиях пещерного плена.
— Не каркай! — сказал ему Саня.
Я взял тяжелый Валеркин рюкзак и вытряхнул содержимое на траву.
Первым делом оттуда вывалилась бутылка водки, какой — то стеклянный штоф с розоватой жидкостью, потом посыпался остальное туристское барахло.
— Э — э — э, полегче, полегче — затараторил Валерка.
Нагнувшись, он бережно поднял водку и загадочную жидкость во флаконе.
— Что это, живая вода? — спросил Мишка, показывая на штоф.
— Живая не живая, но от комаров сгодится — бормотал Валерка, укладывая стеклопосуду в карманы рюкзака.
— Сначала я хотел взять с собой Валеркин рюкзак из — за его маленьких габаритов. Но, передумал и решил воспользоваться своим.
— Правильно! — поняв мои намерения, одобрил Саня. — Главное, сокровищ твой рюкзак уберется в три раза больше — съёрничал он.
Мишка сурово посмотрел на Саню. Ирония ему не понравилась.
Саня дурковато сжал плечи: — А чего? Иначе, на фиг, мы туда полезем…?
Кроме упомянутых жидкостей, закопченного котелка, спичек, свечей, лески, крючков и прочей ерунды среди Валеркиных вещей было пять пачек болгарских сигарет 'Опал', связанная в жгут капроновая веревка толщиной в палец и три банки общедоступной кильки в томатном соусе. Кроме того, в Валеркином рюкзаке имелась маленькая, почти детская саперная лопатка, синие пляжные шлепанцы, несколько парафиновых свечей, туристский топорик и малокалиберный десяти зарядный, спортивный пистолет Марголина.
— Ого, откуда такой? — спросил Михаил, прикидывая вороненую вещицу на вес
— Не твое собачье дело — ответил Валерка. Он отнял у Мишки пистолет и снова уложил его в рюкзак.
— Дай пальнуть! Никогда из пистолета не стрелял, — заволновался Мишка.
— Ладно, мужики, кончаем болтовню. Кто со мной — сказал я?