Золотой капкан

— Это чтобы не возникали соблазны. А то лес, видимость свободы могут дурно на вас повлиять. Имейте в виду: шаг влево, шаг вправо расцениваются как побег. За побег…

Он достал из сумки короткорылый «калаш» и повесил на шею.

— Да, прыжок на месте приравнивается к первым двум пунктам.

Строй недружно рассмеялся над грубой шуткой.

Но Слон, оставаясь непроницаемым, предупредил:

— Хохмы в сторону. Вы находитесь в моей власти, и попрошу вас запомнить раз и навсегда: я всегда прав и мое слово — закон. Всякий, его преступивший, понесет жестокое наказание. Я не шучу. И если я сказал «белое», значит, так оно и есть. И ни в коем случае не черное.

— Много на себя берешь, — прошептал Ежов, рассматривая стальной браслет на руке. Короткая цепь вела ко второму, застегнутому на запястье у Вадима.

Вадим молчал, понимая беспощадную правоту бандита. Ситуация схожа с армейской: если товарищ прапорщик сказал, что крокодилы летают, значит, они на самом деле летают, только низенько и незаметно… А если говорить серьезно, именно Слон будет вершить их судьбы. По своему усмотрению, желанию, настроению. Хочу — казню, хочу — милую. А вздумает пристрелить — так на многие версты не единой души. Хоть из пушек пали, никто не услышит. И трупа не найдут…

Махова Слон приковал к своей руке, памятуя последние наставления Президента. Оглядев еще раз выстроившийся позади скованный попарно отряд, махнул водителю автобуса:

— Езжай!

«Икарус» заурчал и стал сдавать назад.

— Куда теперь? — спросил он Махова.

— Я ж говорил. На запад, к Змеиному логу.

— Куда? — поперхнулся Слон, оторопев. Глаза сами по себе выкатились к переносице; задрожала, отвисая, нижняя челюсть.

Ползучих гадов, в особенности змей, Денис Слонов боялся панически с босоногого детства. Как-то раз, после дождя, прогуливаясь в березовой роще, он наткнулся на ужа. Денису было восемь лет, и он не разбирался — ядовитая змея перед ним или нет. И, наткнувшись, застыл, не в силах сойти с места. Уж подполз к ноге, задрал плоскую голову с двумя желтыми пятнами и, стригая воздух раздвоенным языком, бросился на его туфель.

Закричав, Денис бросился наутек и опомнился уже дома, запирая дверь на замок. Только теперь, переведя дух, с содроганием обнаружил, что штаны у него мокрые…

Боязнь змей запала глубоко в подсознание, и, даже став взрослее, приходя с классом на экскурсию в зоопарк, он близко не подходил к террариуму.

— Да вы не переживайте, — сказал Махов, заметив перемену в его лице. — Они туда к осени собираются. Жутковатое, право, место. Нашим детям строго-настрого запрещают туда ходить. Сырость, рядом брусники прорва. В том году наш сторож Федосеич по грибы подался. Нет и нет. День, два… На третий пошли искать. Обшарили всю округу, как сквозь землю провалился. Для очистки совести решили в лог заглянуть. Не мог же, думали, сам в здравом-то уме туда забраться? Мужики надели болотные сапоги — до грудины, чтобы гадюки не покусали. Сошли вниз. Шаг ступить нельзя, говорили. Везде окаянные змеи. Клубками свернулись, шевелятся…

— А мужика нашли?

— Федосеича? Додумался сунуться туда в сапогах, в обычных… брусники полкорзины набрал. Так она рядышком и валялась, рассыпанная. Руки искусаны, шея. Жуткая гибель… Но по первому теплу они на сухое место ползут.

— Обходной дороги разве нет?

— Мы и так крюк делаем. Лог нам для ориентира. От него возьмем левее, выйдем к зарубкам. И знай шагай от зарубки к зарубке.

* * *

За последние полтора часа ходьбы лес изменился, стал темнее и гуще. Солнце с трудом пробивалось сквозь косматые раскидистые ветки сосен.

Отряд понемногу выбивался из сил.

Прав был Президент, рассуждал Денис, сравнивая подготовку Махова с его собственной и подготовкой его людей. Небо и земля. Рыжебородый промысловик жизнь прожил в тайге, месяцами в ней пропадал и к жилью выбирался разве что за солью да за патронами. Он и сейчас идет, по виду ничуть не устав, и дыхание его ровно, и шаг уверенный. А что он, городской житель, бывающий на природе несколько раз в году, и то летом, выезжая с друзьями на берег водохранилища на машине? Отвык подолгу ходить, и колени заныли, дрожат после первого препятствия на пути — километрового бурелома, обходить который стороной и тратить драгоценное время не хотелось. Автомат уже не кажется той невесомой игрушкой, как тогда у автобуса, и давит на плечо. И люди устали и не просят о привале из опасения вызвать его гнев.

Еще тяжелее приходилось носильщикам. Попробуй, побреди по чаще, где сосна от сосны растет на расстоянии полуметра, скованному цепью с напарником и под тяжестью багажа.

Ежов выдохся, и все чаще из груди его рвался надсадный кашель. Лицо его раскраснелось, и на морщинистом лбу проступил пот. С каждым шагом он сильнее склонялся на правый бок — свободную руку оттягивала двадцатилитровая канистра, врученная Солдатом в придачу к рюкзаку.

Немолодой уже человек, он едва переставлял ноги, а до лога, судя по всему, не пройдено и половины пути. И, как назло, ровная прежде местность пошла рытвинами и пологими, еще молодыми овражками.