Золотой капкан

— Мы не все корни оборвали! Раз в год, по зиме, с мужиками загружаемся мороженой ягодой, орехом, мехами и на лыжах идем в Листвянку, деревню, что ближе всех… к тому дню собираются заготовители. Мы им наше промысловое, они — патроны, посуду, порох, дробь, нитки, ткань. Узнаем новости. По первости из города газетчики понаехали, дивились, сколько в отрыве от мира прожили. А сейчас забыли, не ездют. Видно, поважнее нас что нашлось.

— С другой стороны, вам можно только позавидовать. Живете как в раю. Ни выборов, ни грязи, ни преступности. Как в анекдоте. При коммунистах экзамен в институте, преподаватель тестирует абитуриента из глубинки: «Что такое ВЛКСМ?» Тот пожимает плечами: «Не знаю». — «Хорошо, а как расшифровывается КПСС?..» — «Не знаю…» — «А кто генеральный секретарь ЦК КПСС?..» У бедного абитуриента глаза округляются от испуга: «Не знаю я…» — «Откуда вы, молодой человек?..» — «Из города Забубеновска». «Эх, — вздыхает преподаватель, — плюнуть бы на все и укатить в ваш Забубеновск!» Это я к тому, что жить вам проще. Друг у друга на глазах, честно и без обмана.

— А что, у вас не по справедливости?

— Ай, — хотел что-то сказать, да передумал и сокрушенно махнул рукой Иван, посмотрел на засыпающего за столом Протасова. — Может, куда его положим? Выехал, бедолага.

— Верно, — хозяин шумно отодвинул лавку и встал. — Пора ложиться. С петухами собираюсь на рыбалку, надо выспаться…

— Рыбачить?.. — переспросил Вадим.

— Ну да, пока нет холодов. Хочу на зиму рыбы заготовить. Набью ледник.

— Мы с тобой, — заявил Вадим. — Не будем нахлебниками. Поможем.

— Как хотите, — не стал отговаривать Никодим. — Разбужу… Только не серчайте, кроме соломы, неча постелить. Изба натоплена, не померзнете.

Глава 32

Они поднялись засветло, оделись при трепещущем пламени восковой свечи и вышли во двор.

Никодим вынес из сарая сложенную в несколько раз сеть и короткое весло и попросил зевающего со сна Ивана:

— На выходе лежат пустые мешки, над ними висит бредень. Забирай, и пойдем.

Они пошли краем огорода, спотыкаясь о вывороченные комья земли, придерживаясь плетня, прошли сквозь заросли конопляника и тропой поспешили к берегу.

Рассвет только зарождался. Небо, освободившееся за ночь от облаков, «светлело», и на нем гасли звезды…

В кустах лежал выдолбленный из соснового бревна обласок. Никодим оттащил его к воде, перенес сеть и весло.

— Ждите покуда, — он перекрестился и полез в посудину.

Ненадежное суденышко заходило под ним, пошли волны — весло без плеска ушло в воду, — и отошло от берега.

Не поднимаясь, Никодим высвобождал сеть, помогая себе веслом, отдаляясь к излучине реки. Течение слабо сносило его вниз.

Сеть оказалась достаточно большой, и он перекрыл ею русло и, привязав на той стороне к кустарнику, вернулся назад.

— Ну вот и все! — сообщил он, когда обласок ткнулся узким носом в кромку берега, и легко перескочил на берег. — Может, и снесет, но не беда…

— А не страшно на таком? — с сомнением посмотрел Протасов на утлый обласок. — Вода едва не льет через края.

— Во всем требуется умение, — спокойно ответил Никодим. — А потонуть можно и в луже… Побудьте здесь, я схожу домой… Потом начнем бредить.

— Бредить? — удивленно повторил Вадим, после того как Никодим исчез в зарослях. — Переведите этот глагол на русский язык.

— Не знаю, — отозвался Иван. — Может, от слова «бредень»?.. Кому-то придется лезть в воду.

— Да ну… — передернулся Вадим и, подойдя к воде, опустил пальцы. — Вроде теплая. Не успела еще остыть. Но… раздеваться?! Меня в куртке колотун бьет.

— А кто вчера напрашивался?

— Так то ж… я думал — с удочками или закидушками.

— Это вы в городе ерундой маетесь! Вам же рыба не еда, а ловля — развлечение.

…Вернувшись, Никодим положил в траву чашку с белой массой. Скинул одежду, оставаясь в кальсонах, зачерпнул мазь пригоршней и принялся втирать в тело.

— Ну? — растирая волосатую грудь, посмотрел на озябших «рыбаков». — Кто со мной?

Видя, что друзья мнутся, Иван согласился:

— Давай я. А что это?

— Медвежий жир… — Загоревшее тело Никодима блестело, как новогодняя игрушка. — …Чтобы не замерзнуть.

Стащив рубаху, Иван почувствовал обжигающий холод, и на коже проступила гусиная сыпь. Натеревшись жиром, он расправил бредень, взялся за шест, к которому была привязана сетка, и осторожно вошел в воду.

Но в воде было значительно теплее, чем на берегу. Слева глубже заходил Никодим. Сначала по пояс, потом по грудь, и вот над поверхностью виднелась одна голова.

— Хватит! — выкрикнул он, отплевываясь.

И медленно они повели бредень к берегу.

Занятие не для слабосильных. Бредень пружинил, упруго дрожал и с каждым шагом вести его становилось труднее. Ступая по скользкому илистому дну и оступаясь, Иван выбрался на мелководье и ниже опустил край сетки. — Давай! — прохрипел Никодим, с его бороды ручьями стекала вода. — Вываживай!

Общими усилиями они враз выволокли отяжелевший бредень, в котором билась, сверкая серебряной чешуей, рыба, вывалили ее на траву.