Митридат вздохнул и окинул пристальным взглядом улицы Пантикапеи. Городская площадь была освещена более обычного, и он понял, что там совершается какое-то действо. Потом факельное шествие двинулось к дворцу, и он разглядел Фарнака, сидевшего в большой колеснице. На его голове что-то развевалось, и царь увидел кусок папируса. Вероятно, его сына короновали таким образом за неимением диадемы. А папирус, наверное, взяли в ближайшем храме. Нервно глотнув, Митридат воздел руки к небу, возопив:
— О боги! Пусть мой сын когда-нибудь переживет то, что довелось пережить мне!
Толпа заулюлюкала, заперхала. Фарнак подъезжал к дворцу с видом победителя. Царь, закрыв лицо руками, побежал в тронный зал. Верные слуги и царедворцы ждали его у трона, высеченного из цельного куска огромного камня. Менофан, склонившись перед господином, хотел что-то сказать, но Митридат остановил его:
— Не надо. Мои верные друзья, не говорите ничего. Сегодня я проиграл. Видимо, мое время кончилось. Гипсикрат зовет меня к себе, и я не могу и не хочу сопротивляться богу смерти. Прошу вас, оставьте меня одного, идите к Фарнаку и служите ему так же честно, как служили мне.
— Мы не оставим тебя, о великий царь! — В голосе Менофана слышались слезы, и Митридат обнял его.
— Не перечьте мне, друзья. Сын принимает в наследство великую державу, и ему понадобятся помощники — умные, мудрые, верные и бесстрашные. Несмотря на то что Фарнак предал меня, я болею за него душой, за него и за свое государство. Помогите моему сыну. Это моя последняя просьба. А сейчас уходите. Идите к Фарнаку.
Верные друзья не двигались с места, и царь громко закричал:
— Я приказываю! Я так хочу!
Медленно, один за другим, они скрывались за дверью. Митридат опустился на колени, закрыл лицо руками и зарыдал. Перед его глазами проносились картины счастливых мгновений жизни. Вот он с Тирибазом, Моаферном, Сисиной идет по горным тропам, пьет воду из быстрых речек, убивает медведя. Верные друзья давно в могиле, он воздал им поистине царские почести на похоронах. Скоро они встретятся и о многом поговорят.
Ему почудились легкие шаги, шелест материи. В свете факела блеснул золотой пояс.
— Гипсикрат, любовь моя! — прошептал царь. — Я иду к тебе!