— А что до сеньора Коррадо, я не считаю его приработок грехом. Если он перевозит товары быстрее и дешевле, чем позволяет таможня, — так он почти подвижник. Правда, я до этого не знал, что он работает с русскими. А кстати, помните, я рассказывал вам о моей русской знакомой в Ницце.
— Да.
— Она учила меня русскому. Я уже говорил да? Немного. Но кое-что я запомнил. Я знаю, как называется ваша мафия, сеньор.
— Правда? И как же?
— «Bratva», — старательно выговорил настоятель.
— Точно. — Кисло улыбнулся я.
— Вот. А моя профессия, то есть человек посвятивший себя богу называется… щас, секунду, «svytosha». Да?
— Истинная правда.
— О, видите. У меня талант к языкам. Пообщайся я с моей подругой еще неделю, и я бы заговорил по-русски, да. Увы, в тот раз у меня быстро закончились финансы… Она мне еще рассказывала, как у вас в стране делаться мужчины.
— Правда? И как же?
— О, у вас сложный язык. Я не все запомнил. Но, кое-что… Значит первая категория, называется «loh». Это некрасивый, нестатный мужчина. Так?
— Да.
— Да! Потом идет, э-эээ… Секунду «kommers»! Это уже интересный мужчина. С неплохой внешностью. В такого уже можно… Э-э… Как же по вашему будет «влюбиться»? Такое красивое слово. А, точно — «zamutit».
— Так. А потом?
— Потом идет «Na…» — Он замялся, пытаясь выговорить незнакомое слово. «Na»… — Он забуксовал.
— Не могу понять. — Признался я. — На… «Nah». - можеть быть? Это сокращение от «Nahpshol». Но так перспективного мужчину точно не назовут.
— Нет! Он мотнул головой. Не путайте меня. Секунду, но какой же у вас сложный язык… Я помню, но мне трудно это выговорить. «Nachyalnik Gazproma»! Точно! По-другому «Shiska»! — Это значит очень-очень красивый мужчина, в которого можно влюбиться с первого взгляда У такого мужчины очень красивые глаза, и хорошая генетика. С ним получатся очень красивые дети. Вот. А знаете, как называется самый красивый мужчина.
— И как же?
— О, момент. Это не так сложно звучит, но я забыл. Надо же… Нет. Не вспомнить…. «Амикус а Путинум…».
— А, ясно. «Drug Putina».
— Да-да, именно так. — Он засмеялся и энергично закивал. — Вот это самый-самый красивый мужчина на свете. Как молодой Марчелло Мастрояни и Ален Делон. Лучше их обоих. Идеал — так она сказала. Тут я понял, о чем она говорит. У нас в Италии тоже есть очень красивый мужчина. Берлускони. Его тоже очень девушки любили.
— Но позвольте, отец, — удивился я. — Если «Drug Putina», это вершина мужской красоты и стати… То кто же тогда сам «Putin»?
— Вот! — он засмеялся. — Я тоже её об этом спросил. И знаете, что она ответила?
— Что же.
— Надо быть реалистом.
— Мда-а, — я засмеялся, но мне вдруг стало неловко за соотечественниц, которые представляли наш народ в Ницце. То самое чувство, когда ты не сделал ничего плохого, но тебе становится стыдно за других. Кажется, это называется «испанский стыд».
Чтож, по крайней мере мне попался веселый попутчик. Скучно в пути до Равенны точно не будет.
— А почему ваши братья при отъезде не переоделись в мирскую одежду? — спросил я.
— О зачем же нам смущать местных? Вдруг кто-то нас узнает? Переоденемся позже. Кроме того, некоторые полицейские бывают снисходительны к священникам, нарушившим ПДД. У нас довольно набожная страна. О, однако впереди какой-то затор…
Впереди и правда был затор. Дорога в этом месте изгибалась, поэтому мы без труда видели происходящее. Ехавший впереди, метрах в ста пятидесяти перед нам автобус затормозил. Прямо перед ним на узкую дорогу, навстречу выехал джип. А за ним второй, третий, четвертый…. Здесь дорога была не заперта скалами, скорее это были высокогорные луга, и можно было разъехаться по обочинам. Но в голове у меня зазвенел тревожный звоночек.
— И часто у вас тут ездят такие колонны? — Спросил я.
— Честно говоря, не припомню ни разу. — Покачал головой монах. — По нашим меркам это просто столпотворение, ведь наш монастырь — это конец дороги.
— Тормозите, отец Ансельмо.
— Почему?
— Тормозите! — Поняв, что пока он будет соображать, препираться и спрашивать, мы подъедем к затору, я просто взялся за стояночный тормоз, и дернул его вверх.
Нас с водителем дернуло вперед. Внутри машины что-то протестующе заскрипело, но скорость была не велика. Машину чуть повело влево, и мы остановились.
— Но сеньор! — Протестующе воскликнул мой водитель.
— Тихо! — Рявкнул я. — Смотрите.
Повинуясь моему жесту отец Ансельмо посмотрел сквозь лобовое стекло. У головного джипа часть крыши сдвинулась вверх, будто начал открываться вентиляционный люк. Только располагался он не над передним, а над задним рядом сидений. И он не стал откатываться вбок, а шел все выше и выше, вместе с поднимавшейся из машины конструкцией.
— Что это? — Растерянно пробормотал отец Ансельмо.
— Это пулемет! — Крикнул я. Надо было быть совсем тугим, чтобы не распознать вышедший из крыши цилиндр патронного короба и ствол с пламегасителем. Необитаемый модуль, оператор которого сидел в машине. — Разворачивайте машину, бога ради!
— Но…
Я так и не узнал, что еще хотел сказать почтенный жизнелюб Ансельмо.