В поле зрения появилось расплывчатое лицо солдата в папахе. С трудом сфокусировав взгляд, Гиммер разглядел на папахе кокарду русской армии. Затем, вглядевшись, вспомнил и лицо. Это был один из солдат-поводырей, из команды унтер-офицера Овчинникова.
— Очнулись, ваше благородие? — Спросил солдат. В поле зрения появилась оловянная кружка. — Воды хотите? Теплая.
Гиммер кивнул, и разлепил потрескавшиеся от мороза губы. Солдат одной рукой поднял Гиммеру голову, другой аккуратно прислонил кружку к его губам. Вода смочила губы, горло, потекла по щеке. Это было хорошо. Миг хорошего в нескончаемом мутном мареве лихорадки. Солдат осторожно напоил его, вытер какой-то тряпицей что пролилось с лица. Действовал солдат с привычной ловкостью няньки. Видно, доброе сердце, и долгий уход за животными породили в нем деликатность, которой позавидовала бы иная медицинская сестра. Гиммеру каким-то оттенком мысли стало стыдно, — не должен офицер быть в таком виде перед солдатом. Но ему было так плохо, что и эта мысль отошла. Другие думы, поважнее, всколыхнули сердце.
— Спасибо, солдат… — Ворочая непослушными, будто чужими губами, просипел Гиммер. — Как… фамилия?
— Докукин я, ваше благородие. Рядовой 5-го обозного парка.
— Докукин… — Гиммер опять попробовал приподняться. — А… где мы?
— Лежите, лежите, — ваше благородие, — мягко толкнул его в грудь солдат. — Мне их благородие, штабс-капитан Медлявский велели тут же сообщить, коли вы очнетесь. Чичас, током его позову, вы и побалакаете.
Солдат поднялся, подхватил от стены звякнувшую ремнем винтовку, и куда-то побежал. Только и затих топот его сапог. Гиммер заворочался. Руки под накинутой шубой двигались будто он был в какой-то морской впадине, на многокилометровой глубине, и на каждое движение приходилось преодолевать давление толщ воды. Дотянулся до кобуры, провел рукой по клапану. Оружность на мгновение уняла тревогу.
Снова послышались шаги, на этот раз парным перестуком. В поле зрения появилось лицо Медлявского. Озабоченный грустный херувим, с обмороженными щеками и шрамом.
— Как вы?
— Медлявский… Где мы?.. — Повторил свой главный вопрос Гиммер.
— В старом заброшенном форте, Климентий Максимыч. Обнаружили его прямо посреди тайги. Бог знает, сколько ему лет… Я оставил здесь отряд на отдых. Какие-никакие стены, и можно спокойно развести костер.
— А красные?
— Дали им отлуп.
— Преследуют?
— Бог весть. С того боя, где вас ранило, пока не появлялись.
— Плохо… — Прошептал Гиммер.
Медлявский на минуту задумался, что означает это «плохо». Впрочем, в какой-то мере, да: неизвестность, — худший враг военного…
— Клементий Максимыч, — Медлявский наклонился ближе. — О главном хотел с вами поговорить. Положение наше, бедовое. Людей осталось мало. Напоремся на добрый отряд неприятеля, — груз уйдет к нему. Но здесь, в этом форте, есть очень хорошее место. Крепость стоит на насыпном холме, а под ним, — скальная пещера. Ход к ней проложен через земляной вал. Я приказал расторочить лошадей, и перенести все ящики с грузом, в эту пещеру. Вход в неё, как раз справа от вас, — видите, дыра идет в скалу? Думаю, нескольких гранат, что у нас есть, хватит, чтобы обрушить вал. Так мы основательно запечатаем пещеру, и надежно захороним груз. Здесь он спокойно пролежит до лучшего времени. А там, дай бог, снова начнем наступать. Сюда придет нормальный отряд, и по нашим отметкам извлечет клад. Что думаете? Это самое лучшее, что мы можем сделать в нашей ситуации.
— Нет… — Гиммер отрицательно замотал головой. — Нельзя… У нас же приказ. Понимаете? Приказ… Идти, с грузом… Прорываться…
— Так ведь дурацкий приказ, Клемент Максимыч, — ласково-усталым заметил Медлявский. — И отдали его, — дураки, наши беспросветные. Это я как, честный офицер, перед любыми чинами скажу. Нас послали чтобы уберечь золото. Но не дали для этого никакой возможности. Значит, нам надо самим позаботится о ценностях отчизны, вверенных нашему попечению. Лучшего варианта, чем предложил, я не вижу. Уйдем отсюда, — больше такого шанса не представиться.
— Приказ… — Горячечно прошептал Гиммер. — Приказы… не… обсуждаются… Штабс-капитан. Отдохнуть… затем. Сниматься с грузом… и идти… идти!
Медлявский закусил губу.
— Ладно, Клементий Максимыч. Мы только встали на стоянку. Время подумать у нас еще есть. Вы… отдыхайте пока.
Медлявский поправил сползшую с плеча Гиммера шубу, и встал.
— Докукин, — позвал он солдата. — Следи за штаб-ротмистром. Я попрошу унтер-офицера Овчинникова потом прислать тебе смену, чтоб ты тоже отдохнул.
— Да я ничего, Ваше благородие, — отозвался Докукин. — Дело привычное.
— Ну-ну. Как костер-то? Не травит тут, под сводом?
— Не-а, ваше благородие. Как оконца под потолком заново пробили, — все в них идет. Умные мужички эту крепость строили.
— Да уж, не дурнее нас. Ну так ты следи, Докукин.
— Есть, ваше благородие!
6