Затем он понял, что помимо монет в погребке находились и слитки, которые падали на пол с более глухим звуком; они были столь тяжелыми, что Иаков даже решил не поднимать один из них — еврей охал и стонал, как человек, неспособный сдвинуть свою ношу.
Паоло придавал столько внимания происходящему в комнате, что совершенно забыл и о своем решении, и о своем положении; в мозгу засела лишь одна мысль — подсчитать, сколько золота могло быть заключено в четырех стенах этого тайника.
Вскоре любопытство вновь возобладало над здравомыслием, и Паоло решил подойти поближе к нише.
Но — необъяснимая опрометчивость (тщетно он искал потом ее мотивы)! — вместо того чтобы пригнуться к земле и ползти, вместо того чтобы прятаться, он двинулся к цели открыто и поспешно.
И тем не менее застал Иакова врасплох.
Лампа освещала комнату; на покрытом золотом полу лежали несметные сокровища, которые Иаков топтал своими сандалиями.
Он уже приступил к тщательной сортировке, которая позволила бы немедленно унести с собой наиболее ценные экземпляры, — он искал жемчуга и бриллианты.
Определенно, он был сильным человеком, этот еврей: надежда приводила его в волнение, тогда как реальность делала холодным, решительным, расчетливым.
Паоло потерял голову.
Он вошел в комнату, не осознавая, что творит; ступая по металлическому ковру; взирая на все с глупым изумлением, которое парализует чувства; возможно, обезумев, и уж точно растерявшись, не имея никакого плана, никакой задней мысли, даже не представляя, что может произойти.
Оторванный от занятия, Иаков обернулся и выхватил из-под платья револьвер.
Револьвер!
Позднее Паоло вспоминал, что в тот момент это весьма удивило его.
Сей жест никак не вязался с местным колоритом; у еврея, как у всякого жителя Востока, если что и должно было быть при себе, то лишь кремниевый пистолет с серебряной гарнитурой.
Вместо того чтобы остановить его, вместо того чтобы протестовать или попытаться избежать выстрела, юноша подумал именно об этом.
Иаков не узнал Паоло…
Он выстрелил, но слишком поторопился спустить курок, и пуля прошла рядом с рукой юноши, лишь немного опалив кожу. Корсар ощутил нечто подобное тому, что бывает при сильном ударе хлыстом по обнаженному телу.
В запасе у еврея оставалось еще несколько пуль; поняв это, Паоло наклонился и бросился на Иакова, — вторая пуля прошла у него над головой. Уже в следующий миг Корсар повалил старика на землю и отобрал у него пистолет.
Лишь тогда Иаков узнал Паоло; по-прежнему прижатый к земле, он принялся стонать и упрекать юношу.
— Ну-ну, господин, — ответил тот. — И вы это говорите мне после того, как сами же и пытались меня убить. Вставайте.
И он помог старику подняться на ноги.
Иаков окинул Корсара свирепым взглядом; тот же лишь посмеялся над собственным страхом — он не имел в отношении старика никакого дурного намерения.
— Вы меня неправильно поняли, господин, — сказал он. — Поверьте, я вовсе не желаю вам вреда; напротив, я глубоко раскаиваюсь в том, что не сдержал данного вам обещания.
— Это хорошо, — промолвил еврей, вмиг обезоруженный этой фразой. — Похоже, ты виноват меньше, чем я полагал сначала. Набивай карманы драгоценностями, как это уже сделал я, но не бери слишком много, не то мы вызовем подозрения у стражников, стоящих у городских ворот. И поспеши.
Паоло был рад тому, какой оборот приняло дело, и подумал, что, когда они с Иаковом вернутся в Алжир, он увидит Ноэми и…
Он принялся лихорадочно копаться в куче золота, пытаясь отыскать драгоценные камни.
— Довольно, — сказал ему Иаков через минуту, — нам нужно быть осторожными. Так мы рискуем и вовсе все потерять, когда будем переходить овраг. Лучше вернемся сюда с мулами и заберем все сразу.
— Тогда пошли, — промолвил Паоло.
— Еще не время! — сказал Иаков. — Ворота откроются лишь на рассвете; нам придется вернуться в город не раньше семи часов, чтобы выглядеть людьми, совершающими обычную утреннюю прогулку. Так что устраивайся поудобней и покурим до зари.
Сердце Корсара стучало от радости: старый еврей говорил с ним, как с другом, и, по всей видимости, не таил обиды. Паоло так и видел уже, как исполняются все его желания.
Юноша вытащил кисет, чтобы скрутить сигарету; Иаков набивал небольшую трубку.
— Что за табак ты куришь? — с видимым интересом спросил еврей.
— Боссонский, — отвечал Корсар.
— У вашего Боссона — лучший табак во всем Алжире, что правда, то правда, — сказал Иаков. — Но вот такого табаку, как у меня, ты еще точно никогда не курил. Попробуй — не пожалеешь.
Какое-то время они еще поговорили, но после второй сигареты юноша почувствовал тяжесть в голове; все затанцевало у него перед глазами.
Мало-помалу им овладела дремота; как ни пытался он ей противостоять, сон все же одолел его…
Долгие часы… дни прошли, пока он наконец проснулся.
Вокруг него… ничего уже не было.
Иаков исчез, сокровище — тоже, осталось лишь подземелье.
Пошатываясь, Паоло поднялся на ноги и, пытаясь собраться с мыслями, вышел на свежий воздух…
Палящее солнце освещало поля, и юноша немного согрелся под его бодрящими лучами.