Золотой лук. Книга II. Всё бывает

Мы сидели в мегароне: темном, пустом. Я на скамеечке, отец на краю возвышения, где стоял его трон. После дворцовых залов Аргоса и Ликии наш мегарон казался мне маленьким, тесным, уютным. Перед тем, как выпить очередную чашу, мы плескали на пол долю богов. Не знаю, кого из олимпийцев я восхвалял, благодарил. Гермия? Он направил меня к Афине. Афину? Она дала мне уздечку. С другой стороны, богиня не произнесла ни слова лжи. «Уздечка сама знает, что ей делать, — сказала Афина. — Твое дело — сократить расстояние между тобой и Пегасом, чтобы уздечка почуяла и смогла дотянуться… Зови Пегаса и держи уздечку. Это все, что от тебя требуется». Честные слова. Я сделал все, что от меня требовалось. А потом, кажется, сделал то, чего не требовалось.

Что же я сделал? Я ли сделал это?!

«Награда превзойдет твои самые смелые ожидания», — пообещала Афина. Я летал на Пегасе. Вернувшись, я не стал запирать его в конюшне. Можно ли запереть свободу? Закрыв глаза, я продолжал видеть глазами Пегаса. Сидя на скамье, летел там, где сейчас летел он. Знал: если позову, он вернется. Это ли не награда? Разве она не превзошла мои самые смелые ожидания? Разве Афина не сказала чистую правду?!

Тяжела ты, правда богов.

Я плескал из чаши их долю, стараясь не задумываться. Это было легко. Вероятно, я лгал себе, когда говорил, что хмель меня не берет.

— Отец, — спросил я. — Ты видел Таната?

— Бога смерти? — Главк хрипло рассмеялся. — Я жив, значит, не видел.

— Танат три года сидел в нашем подвале. На цепи у дедушки. Дедушка никогда не водил тебя посмотреть на Таната?

— Водил, — голос отца дрогнул. — Говорил, это пойдет мне на пользу. Сам он спускался к Танату так часто, что мы беспокоились. Задерживался подолгу, наверное, беседовал. Я ходил с ним к Танату трижды.

— Дедушка брал факел?

— Да.

— Ты видел лицо Таната?

— Да.

— Опиши мне его.

— Не хочу. Не стану.

— Тогда я опишу тебе Таната, — я зажмурился, вспоминая. — Черты красивые, но жесткие, резкие. Кажется, что лицо вырезали из ясеня, а может, из оливы. Наставник Агафокл учил нас, что олива и ясень тверже дуба.

— Это правда, — согласился отец.

— Глаза — две льдинки. Взгляд рассеянный, скользящий. Он вроде бы не смотрит на тебя, но заглядывает прямо в душу, вбирает жертву целиком. Один глаз косит.

— Левый? — спросил отец.

— Левый. Голову бреет наголо. Да, еще меч. Кривой меч.

— Похож на серп?

— Очень похож. По-моему, это и есть серп.

— Где ты видел Персея? — спросил отец. — В своих странствиях?

— Персей? Какой еще Персей? Это Танат Железносердый!

— Это Персей Убийца Горгоны. Не скажу, что мы часто встречались. По-моему, он избегал меня с тех пор, как в нашем доме появился ты. Выпьем?

Мы выпили.

— Тебе было два года, когда я случайно застал Персея в Аргосе, — отец вертел чашу в руках. — И шесть, когда я приехал в Тиринф по делам. Твой дед велел съездить, я не хотел. Думаю, Сизиф нарочно послал меня: желал узнать, как Персей примет Главка. Персей меня принял, как полагается, самым достойным образом. Но говорил он со мной недолго. На пир не явился, сказался больным. Это он-то?! Не знаю болезни, которая рискнула бы напасть на Персея. Голова брита наголо, левый глаз косит. Лицо — деревянная маска. Ты очень точно сказал: его взгляд вбирает тебя целиком. На кого бы ни смотрел Персей, он смотрит как на жертву.

— Меч, — напомнил я.

— Этот меч всегда у него на поясе. Кривой серп. Болтают, что он даже спит с мечом. Это серп Крона, им Персей отсек голову Медузе. Боги оставили ему меч в подарок, как залог клятвы.

— Какой клятвы?

— Не слышал? Боги не вмешиваются в жизнь Персея. Так Олимп благодарит героя за совершенный им подвиг.

— Не вмешиваются? Не делают ему ничего хорошего?

Вот так подарочек, ужаснулся я.

— Не делают ему ничего плохого, — отец сдвинул брови, нахмурился. — Я считаю, это отличный подарок.

«Главк Эфирский умрет бездетным!» — вспомнил я. И сразу же: «Зови Пегаса и держи уздечку. Это все, что от тебя требуется». Правота слов отца сделалась для меня несомненной. Если бы я дал себе труд задуматься, я бы понял это сразу.

— Это не мог быть Персей! — возразил я. — Я умирал, я был на шаг от порогов Аида. Перед смертью к людям является Танат! Почему ко мне явился Персей?

— Ты умирал? Когда?!

— Когда укрощал Пегаса.

— Это было так трудно? — отец смотрел на меня с сочувствием.

— Очень, — я решил не вдаваться в подробности. Главку незачем знать про золотую уздечку и огнистую радугу. — Я был уверен, что это Танат. Персей? Нет, не могу поверить.

— Видения, — отец разлил вино по чашам. Разбавлять не стал. — Предсмертные видения. В них тебе может явиться кто угодно. Персей, Танат, Афродита нагишом. Однажды я так напился, что чуть не умер. Знаешь, кто мне мерещился? Твой дед. Он превратился в летучего барана. Летел, блеял, а на спине у него сидели мальчик и девочка. Представляешь? Утром я рассказал ему свой сон. Сизиф так отделал меня палкой, что я три дня не мог ни лечь, ни сесть. Ты видел Персея? В сравнении с бараном это пустяки.

— Пустяки, — согласился я.