Золотой лук. Книга II. Всё бывает

Да, правильно. Летим в Ликию. Царь Иобат поставил условием очищения убийство Химеры. Я ее убил! Вот, вдобавок его дочь к нему везу. Что бы ни говорил мой собственный отец, я все еще не очищен. За время странствий я свыкся со скверной, незримо покрывавшей меня, но сейчас вдруг ощутил мучительный зуд, словно не мылся все эти годы, словно Беллерофонта с ног до головы искусали комары и слепни, а добрые люди вываляли сквернавца в грязи, щедро приправленной едкой дрянью. Где ты гнездишься, отвратительный зуд? В теле? В душе? В смятенных мыслях? Сможет ли очищение унять тебя? Даже если и сможет, скорбь по братьям и вина за их гибель никуда не денутся, будут мучить меня до конца жизни. Потом я встречу братьев в царстве мертвых и пойму, что со смертью мучения не заканчиваются…

Мне требовалось очищение. Немедленно! Эй, Иобат! Пришла пора исполнить свое обещание. А Филоное пришло время дождаться моего возвращения.

Сфенебея вздрогнула. Шевельнулась, зашлась в надсадном кашле. Отдышалась, с усилием повернула ко мне лицо, измаранное сажей и потекшими белилами.

— Ты! Почему ты до сих пор жив?!

— Твой отец дал мне шанс. Я им воспользовался.

— И теперь ты решил убить меня?!

— Нет, я…

— Тебе мало было увидеть, как я сгорю заживо?!

— Да нет же! Я…

Она не слушала. Не слышала, не желала слышать.

— О, я поняла! Тебе мало просто убить меня! Ты станешь меня мучить, пытать. Так, чтобы о смерти в огне я мечтала, как об избавлении!

— Да нет же! — рявкнул я. — Я отвезу тебя к твоему отцу в Ликию.

Приступ гнева нахлынул девятым валом. Ударил о береговые утесы, рассыпался брызгами пены. Вот тебе и благодарность за спасение! Мало того, что я трачу свое время и силы, рискую жизнью после того, как едва не погиб в схватке с Химерой, так я еще должен выслушивать несправедливые упреки. А ведь я свободен, я победитель, мне открыты все пути на выбор…

«Я подумаю, что с тобой делать, — сказала мне эта женщина ночью, на крепостной стене, зная, что ее муж и убийца мужа лежат мертвыми у подножия, а я тоже мертвец, только не здесь и не сейчас. — Но выбор, разумеется, за тобой. Иначе не жалуйся».

Гнев разъедал мое сердце. Язвил душу, будто конский пот — голые бедра седока.

«Шкуру набрось или попону, — дал совет Главк-Лошадник, мой земной отец, — а потом садись. Иначе конский пот ноги до костей разъест. Только имей в виду: удержаться у коня на спине — дело непростое. Раз, и свалился».

Плевать хотела Сфенебея на мои терзания.

— Ты лжешь! — крикнула она, как плюнула.

Эхом двухлетней давности отдалось:

«И ты рассчитываешь, что я поверю этому?»

Покои в аргосском дворце. Смятая постель. Женщина на ложе. Белое лицо, черные замыслы. Острый запах опасности.

— Почему ты вырвался? Почему кричал?

Гидра уползла. Служанки сбежали. Болота Лерны превратились в гостевые покои аргосского дворца.

— Я слишком стара для тебя?

Меня бьет озноб: от страха, от стыда, сам не знаю, от чего еще.

— У моего сына на тебя планы, — задумчиво произносит Сфенебея. — Большие планы. Раньше я считала это пустой блажью. Сейчас я затрудняюсь с ответом. Это или подарок судьбы, или пугающая ошибка. Очень большие планы; очень большая ошибка.

Пегас бешено заржал. Взбрыкнул в воздухе, словно собрался встать на дыбы посреди полета. Наши сердца мощно бились в унисон. Чья кровь бежит сейчас в моих жилах? Общая?!

Чья бы ни была, кровь молотом ударила мне в голову. Мне казалось, что я сумел подавить гнев; нет, я ошибся. Гнев никуда не делся. Бурлил в венах, ядом растекался по телу, искал выхода, мечтал освободиться. Свобода! Чистая, не знающая ограничений свобода. Я — свобода, а мне подбрасывают золотые цепи. Говорят: «У моего сына на тебя планы. Большие планы…»

Очень большие планы. Очень большая ошибка.

Я хотел отвернуться и не смог. Прикипел взглядом к гротесковой маске, искаженному лицу Сфенебеи. Смотрел сверху вниз, а казалось, что смотрю снизу вверх.

— Ты, что ли, изгнанник?

Насмешка.

— Так ты изгнанник или просто бродяга?

— Изгнанник.

— Тогда радуйся, Гиппоной, сын Главка.

Между накидкой и пеплосом — мертвый лик статуи из пентеликонского мрамора.

— Я Сфенебея, дочь Антии.

— Радуйся, Сфенебея, дочь… Зови меня Беллерофонтом.

— Полагаешь, новое имя лучше прежнего?

Встать мне не предлагают. Оставляют в пыли.