Золотой лук. Книга II. Всё бывает

Гнев заполняет меня, хлещет через край. Я — крылатый конь, кому ненавистна любая ноша. Яростный Агрий, кто не потерпит иного вожака. Табун, для которого нет преград.

Свобода от всего, что душит!

4 И Аид следовал за мной

Аргосская стена. Бледный свет луны. Знаю ли я, что сейчас произойдет?

Я знаю, только я!

Я волен решать, выбирать, переиначивать ход событий. Вот он, второй шанс, его я не упущу.

— Сфенебея! Ты здесь?

Тень на лестнице оживает. Рождает белоликую фигуру.

— Я здесь, Беллерофонт. Может быть, тебе известно, зачем я здесь? Зачем ты здесь?

— Подойди.

Известно, не известно — я не удостаиваю ее объяснениями. Мой взгляд захлестывает женщину удавкой. Тянет вверх по ступенькам. Сфенебея движется как во сне. Все застывает, каменеет, словно на Аргос уставилась Медуза Горгона.

— Несчастный случай, — говорю я, когда жена ванакта оказывается на расстоянии вытянутой руки. — Падение со стены.

Она кивает.

— Так тому и быть. Ты выбрала, Сфенебея.

Легко подхватываю женщину. Вскидываю над головой, швыряю вниз. Когда я что-то бросаю, я не промахиваюсь. Со слабым вздохом она исчезает во тьме.

Свободен!

Я свободен!

Сфенебея! Где ты, Сфенебея?!!

Расплавленное золото слепит глаза. Хрупкая фигурка тонет в этом золоте, лжет, морочит. Бросаю Пегаса следом. Волны львами прыгают навстречу, бодают козами, атакуют сонмищем змей. Увернувшись, мы проносимся над гребнями. Золото плавится, выцветает, превращается в кровь. Целое море крови — от горизонта до горизонта.

— Где же ты?!

Кровь выцветает вслед за золотом. Море, безразличное к моим крикам, катит серо-зеленые валы с пенными гривами. Никого, ничего. Сердце готово выпрыгнуть, нырнуть в воду. Боясь, что оно так и поступит, я взлетаю, кружу над морем. Ну же! Покажись! Хоть раз, хоть на мгновение. Я увижу, подхвачу, спасу!

Бесполезно. Тело Сфенебеи сейчас без суеты, с царственным величием опускается в морскую пучину. Скоро тело достигнет дна. А тень уже сходит в Аид по медным ступеням, навстречу далеким багровым отблескам.

Кружу, кричу. Я помню твой рассказ, Сизиф. Надежда — худшее из несчастий, лживый остаток на дне ларца Пандоры. Ты был прав, старый хитрец, прав как всегда.

После гибели Делиада мне снилось, что я табун. Дикое, жаждущее крови, многотелое существо. Раз за разом я наслаждался убийством и просыпался в холодном поту. До одури боялся потерять себя, раствориться в кровавом безумии. Неужели кошмар вернулся?! Пегас, кто из нас спасал эту женщину? Кто ее сбросил?! Что двигало нами? Гнев воплощенной свободы, не стерпевшей иной ноши, кроме всадника, которого свобода выбрала сама? Гнев изгнанника, кого хладнокровно использовали и обрекли на смерть?!

Все — химера. Свобода, справедливость, гнев. Жизнь, смерть. Мы с тобой тоже химера, Пегас. Мы — чудовище.

Я прекратил пустое кружение. Пегас вновь набрал высоту. Радость победы? Предвкушение встречи? Грядущее очищение? Истаяло, сгорело, развеялось пеплом по ветру. Остались горечь, пустота и вечная спутница Беллерофонта — длинная вереница смертей, неотступно сопровождавших меня.

Я летел в небе, всадник на белом коне. И Аид следовал за мной.

Стасим Что здесь происходит?

Штурм дворца шел вяло, без лишних жертв и обременительных разрушений. Можно сказать, штурмовали по-родственному.