Золотой обруч

Как-то Марет перевезла через реку солдата с обожженными руками. Тот сыпал ругательствами и проклятьями и в конце концов спросил, как называется река и как зовут перевозчицу. Когда он услышал имя Марет, он своей черной рукой вытащил из-за пазухи кожаный кошелек и, протянув его Марет, сказал:

— На, бери, это тебе сын послал!

У Марет задрожали колени.

— Сын… Сын!.. — пробормотала она.

— Да, это он указал мне дорогу через здешние места.

— Жив он… здоров? — задыхаясь, спросила Марет.

— Жив-то он жив, но не повезло ему, — сплюнул солдат. — Отравленной бомбой ему обожгло лицо.

Марет обеими руками ухватила солдата за рукав.

— Где он? Где ты его оставил? Он вернется домой? — так и посыпались тревожные вопросы.

— Теперь он, наверно, уже в пути, — успокоил ее незнакомец. — Он был моим соседом по больничной койке, отстал от меня. Не так уже он плох, только лицо почернело, дым въелся. Кошелек, смотри, сохрани — там деньги.

И незнакомец ступил на берег.

— Не уходи еще, подожди, скажи, где же он! — взмолилась Марет.

— Некогда мне. Меня тоже родные дожидаются. А дорога дальняя.

Марет, словно пьяная, стояла на берегу с кошельком в руке и глядела вслед незнакомцу. Тот поднялся на склон горы и исчез из глаз. Тогда она дрожащими пальцами раскрыла кошелек. В нем были свои и чужестранные деньги. Свои деньги бумажные, чужие — золотые. Но Марет ни тех, ни других денег никогда не видела и не знала им цены.

Словно во сне, вошла она в комнату, держа в руке кошелек. Разложила деньги на столе и разглядывала золото, да и самый мешочек. Кошелек был тонкой работы, это она понимала. Дрожащими пальцами она пощупала его и приблизила к подслеповатым глазам.

И вдруг она поняла: у сына, должно быть, много денег, если он доверил такое богатство первому встречному. Видно, сын стал богатым, большим барином, как она и предполагала!

Начиная с этого дня Марет не уставала любоваться кошельком, боготворить его. Она ничего не истратила. Она преданно решила сохранить все в целости до возвращения сына. Разве она ради денег ждала его и разве можно было оплатить деньгами ее любовь!

Время от времени она вынимала кошелек из тайника, разглядывала его и гладила рукой его бархатную поверхность. Кошелек был как бы частицей ее сына, символом его богатства и могущества.

Теперь ее ожидание сделалось лихорадочным, словно изнуряющая жажда. Она думала об этом дни и ночи, это окружало ее, было в ней самой. У нее не было других мыслей, кроме мысли о сыне, она жила и двигалась, как больная, и ее не интересовало ничто другое. С суши и с воды на нее глядело лишь одно лицо, и это было лицо ее сына.

И сны ее стали странными. Она видела теперь только черные лица, будто жила в негритянском государстве. Она видела своего сына путешествующим по чужим землям, словно властелина Востока, о которых ей приходилось слышать. За сыном шла свита из жителей Эфиопии и Индии. Страны сменялись, верблюды взвихривали песок пустыни и шуршали в траве степей. Потом сверкало речное течение и перед пришельцем расстилались низкие, заросшие камышом берега. А он сам вырастал, как великан, закрывая собой полнеба; он был страшен и суров, только глаза на его черном лице светились так мягко, так мило…

И Марет плакала во сне.

2

В эту ночь Марет дважды просыпалась, услышав будто далекий крик о помощи. Она вздрагивала и прислушивалась, но все замолкало, и она снова засыпала. Но когда она испуганно проснулась в третий раз, она уже наяву услышала далекий, слабый зов. Это был странный звук, непохожий на человеческий голос.

Лунная полоса заглянула в комнату, и этот свет так же, как странный зов, показался Марет продолжением сна.

Марет быстро вскочила на ноги, потому что с реки на самом деле доносился слабый, отрывистый крик. Она теперь всегда спала одетая и смогла сразу выбежать.

Яркий свет луны заливал все вокруг. Несколько серебряных облачков быстро бежали по небу, и вместе с ними по равнине неслись темные тени. Среди этого почти дневного света река казалась черной, словно струя дегтя. Кругом стояла удивительная тишина.

Прямо напротив по другую сторону реки, на береговом пригорке сидел освещенный ярким светом луны человек, высоко подняв колени, наклонив голову в блестевшем под луной шлеме. Из уст его исходил странный звук, похожий на собачий вой.

Марет побежала к берегу и со сверхчеловеческой силой столкнула в воду лодку. Она прыгнула в лодку и привилась грести. Но после нескольких ударов веслами она повернула лодку кормой вперед и стала табанить, чтобы видеть того, кто сидел на берегу.

Он не изменил своего положения. Но голова его теперь была слегка приподнята, месяц светил ему в лицо, и оно казалось черным, как у негра. Такая же черная тень падала на росистую траву, словно продолжение человека.

Марет задрожала всем телом. Еще не доплыв до берега, она крикнула ослабевшим голосом:

— Якоб, Якоб, это ты?

Человек не сразу ответил, но потом пробормотал:

— Я… Помоги… мне… перебраться…

Лодка причалила, но человек не двинулся с места. Марет поспешила к нему, схватила его за плечо и руку.

— Ох, мне больно! — со стоном выкрикнул солдат.