Золотой петух. Безумец

Масисян ненавидел всякую грамоту, и ненависть его еще больше возросла, когда сын его, окончив гимназию, вернулся домой и во всем пошел наперекор отцу. Читать Микаел мог только по ночам, когда все в доме спали и никто не мог ему помешать. Микаела поместили в чулане, который раньше служил дровяным сараем, а сейчас туда сваливали всякую рухлядь: ненужную посуду, ржавые гвозди, сломанные глиняные кувшины, веревки, рваную обувь, лопаты, здесь же стояла пришедшая в негодность заржавленная чесальная машина — все это было покрыто толстым слоем плесени и пыли. Этот чулан, лишенный света и воздуха, напоминал курятник; чтобы попасть туда, Микаелу надо было нагнуться.

Тем не менее Микаел был доволен своим жильем, он мог здесь уединиться. Правда, рухлядь занимала в чулане так много места, что Микаел располагался в тесном углу. Постелью ему служила циновка, лежавшая прямо на сырой земле; от этого жесткого ложа у него постоянно болели бока. Подушку заменяла собственная одежда, которую он, снимая, клал на ночь под голову. Укрывался он старым бараньим тулупом хозяина, таким облезлым, что трудно было определить его возраст. На этой жалкой постели и засыпал крепким сном утомленный Микаел.

Однажды глубокой ночью, когда весь дом был погружен в покой и всюду было темно, если не считать чулана, где спал Микаел, кто-то, крадучись, шел по саду. Поравнявшись с чуланом, человек заметил полоску света, падавшую сквозь щель в двери. Он нагнулся и вошел. Микаел лежал на циновке, подперев рукою голову. Он, видимо, не заметил вошедшего и не шелохнулся. Он был в забытьи, когда усталость и дремота сковывают все члены и дурманят сознание. Возле Микаела лежала раскрытая книга.

— Эй… эй… гони сюда ягнят, сюда… — вдруг вскрикнул Микаел в полусне.

«Бедняжка, никак не может забыть своих ягнят», — подумал вошедший юноша.

Это был Стефан.

Он пришел, как обычно, чтобы позаниматься с Микаелом. Оглянувшись, он поискал местечко, чтобы расположиться поудобнее, и, не найдя ничего другого, присел на старую чесальную машину. Микаел по-прежнему лежал, не шевелясь. Стефан осторожно тронул его за плечо, чтобы разбудить.

— Бей, бей… убей меня, все равно ничего не скажу… — вскрикнул мальчик.

— Он бредит, бедняга, — сказал Стефан, — надо узнать, что случилось! — И добавил погромче: — Это я, Микаел, проснись.

Микаел поднял голову и присел на постели.

— Ты опять спишь не укрывшись, сколько раз я тебе говорил, что простудишься и заболеешь, — сказал Стефан, участливо глядя на маленького слугу, лежавшего на тонкой циновке.

— Эх, лучше бы я заболел и умер… — жалобно протянул Микаел и расплакался.

— В чем дело, что случилось, почему ты плачешь? — стараясь его успокоить, спрашивал Стефан.

Микаел рассказал, что хозяин избил его сегодня; показал ссадины и синяки — следы палки; его заперли в подвале лавки, затем высекли, продержали там целый день, хотели оставить в подвале на всю ночь, но старший приказчик вступился за него и вымолил прощение у хозяина. Вины за ним никакой нет, добавил в заключение Микаел, а его так зверски избили… хорошо еще он потерял сознание и не чувствовал боли…

— Какая жестокость, — пробормотал Стефан, рассматривая следы побоев на теле Микаела, и спросил возмущенно: — Так за что же тебя били?

Микаел объяснил, что хозяин много раз требовал от него, чтобы он доносил ему обо всем, что творится в доме: чем заняты домочадцы, что едят, кто посещает их, куда они ходят, с кем разговаривает госпожа, где бывает Стефан и прочее, и хотя Микаел обо всем этом знал, но ничего не сообщал, отговаривался тем, что не знает, и когда хозяина осведомляли другие приказчики, он всегда бранил Микаела: «Щенок, зачем обманываешь меня?»

— А в этот день, — продолжал Микаел, — госпожа дала мне рубль и велела сбегать на базар купить яблоки, груши и абрикосы. Она ждала в гости жену Ефрема.

Микаел выполнил ее поручение, но на базаре ненароком столкнулся с одним из приказчиков, который донес об этом хозяину. Микаел стал отпираться, вот за это ему и попало.

— Зачем же ты отпирался? — спросил Стефан.

— Я знал, что хозяин будет бранить госпожу, и подумал: пусть лучше меня побьют, чем госпоже выслушивать его брань.

— Значит, ты ее любишь?

— Люблю… она меня никогда не бьет… а хозяин то и дело раздает колотушки… Я здесь больше не останусь, убегу, пойду куда глаза глядят, довольно меня били…