Золотой раб

Они поднялись на палубу. На высокой корме рулевое весло; форштевень поднят вверх, как бьющийся хвост. Немного ниже бак, и на нем грубая палатка для офицеров. Свободные от вахты матросы будут, как всегда, спать, конечно, на открытой палубе. Посредине корабля единственная мачта, а под ней непрочная каюта, куда слуги уже уложили багаж Флавия. Каюта без окон, хотя в щели проходит холодный воздух, и совершенно пустая, только на полке маленький бог моря.

Деметрий поклонился в двери.

– Спокойной ночи, благородный господин, – сказал он. – Надеюсь, плавание будет приятным.

Флавий снисходительно улыбнулся.

– Я в этом уверен.

IX

– Что ж, – сказал римлянин, когда они сели за закрытой дверью. Он улегся на один из матрацев, лег, как мальчишка, на живот, и потянулся за кожаной бутылкой доброго вина. С улыбкой посмотрел на остальных. – Пока, друзья мои, все прошло хорошо. Отметим этот взаимный успех?

Эодан развернул плащ и положил меч на колени. Его левая рука затекла и болела: он очень долго прижимал ею меч к своим ребрам, много часов. Покрасневшими глазами мрачно посмотрел на своего врага и сказал:

– Я отмечу твоей кровью только твой призрак, ничего больше.

Фрина обхватила колени, ее маленькое лицо казалось измученным.

– Флавию лучше все плавание не выходить из каюты, – сказала она. – Он может пожаловаться на морскую болезнь. Двое из нас всегда должны быть с ним и не спать.

– О, хватит одного, – сказал Эодан. Ему казалось, что у него заржавели челюсти. – Остальные могут спать здесь же, но проснутся, если их позвать.

– Свяжите его, – робко сказала Викка.

Флавий приподнял брови.

– Если какой-нибудь матрос заглянет и увидит меня связанным… – сказал он.

– Верно. – Голова Эодана опустилась. Он рывком снова поднял ее. – Верь нашим обещаниям, римлянин, как верил раньше, и ты снова увидишь Рим.

Флавий налил себе вина.

– Ты правда в это веришь? – легко спросил он. – Я в этом сомневаюсь.

– Я обещал.

– Много ли будут стоить твои обещания, когда мы доберемся до земель, где я не буду вам нужен как щит?

Через край своей чаши Флавий откровенно взглянул на Викку. Краска медленно поднялась по ее горлу и щекам. Она забилась в угол, подальше от всех, но смотрела на Флавия.

– Я не думал, что ты сможешь пройти так далеко, – продолжал Флавий. – До сих пор тебе везло…

– Со мной была Сила, – сказал Эодан и коснулся лба, где под грязной повязкой у него священный трискеле.

– Ты можешь так думать. Но какой просвещенный человек способен серьезно воспринимать этих детей-переростков на Олимпе? – Римлянин кивнул Викке. – Мы с тобой время от времени об этом говорили. Помнишь? Когда ты рвала цветы жасмина…

– Молчи об этом, или я забуду свое слово! – взревел Эодан по-кимврски.

Викка еще больше прижалась в углу и подняла руку, словно отражая удар.

– Как хочешь, – невозмутимо сказал Флавий. – Продолжим… – Его прервали треск снаружи, проклятие и щелчок хлыста. – Сам я не верю ни в какие Силы, кроме случая. Существуют слепые фрагменты материи, повинующиеся слепым законам; только идиот поверит, что случайность способна столетие за столетием сохранять циклы жизни неизменными. Можно случайно несколько раз выбросить последовательно одно и то же число в костях. Но вечно это делать невозможно, друг мой. Думаю, ты выбросил подряд столько хороших номеров, как ни один человек в мире. Вскоре удача должна тебе отказать. Ты увидишь это в каких-то обстоятельствах. Тогда ты попытаешься убить меня. Так или иначе мы все умрем. Ты, и Викка, и Фрина, и я – умрем все, во ртах у нас будет плесень, а глазницы пустые. – Флавий допил вино и налил себе еще. – Это неизбежно.

Испытывая холодные, ужасные предчувствия, Эодан рявкнул:

– Скажешь еще слова, приносящие неудачу, и я… нет, не убью тебя… но каждое слово будет стоить тебе зуба… Закрой рот!

Флавий элегантно пожал плечами. Фрина закрыла глаза. Под гул и голоса на палубе в каюте наступила тишина.

Наконец Эодан повернулся к жене. Она не смотрела ему в глаза. Когда он взял ее за руку, ее рука безжизненно лежала на его ладони

– Викка, – сказал он. Кимврские слова звучали низко и неуверенно. – Не обращай на него внимания. Мы будем свободны.

– Да, – сказала она. Он едва ее слышал.

– Твое «да» не серьезное, – сказал он. Сердце комом лежало в груди.

Она рваным голосом ответила:

– Сейчас не больше свободы, чем было раньше.

– Маленький Отрик, – сказал Эодан. Он посмотрел на руку жены и вспомнил, как пальцы младенца-сына обвивали его большой палец. Он покачал головой и улыбнулся. – Нет… его мы всегда будем оплакивать… Но было бы хуже, если бы мы позволили ему вырасти избитым римлянами животным. Ты не могла поступить иначе. У нас будут новые дети, некоторые из них умрут от того или этого; так было всегда. Но некоторые останутся жить, Викка.

Она покачала головой, по-прежнему не глядя на наго.

– Я обесчещена.

– Совсем нет! – резко сказал он. – Если бы ты была… – Он посмотрел на Флавия, который поднял брови и улыбнулся. Потом Эодан приблизил губы к уху Викки: – Я не давал ему подлинной клятвы. В Галлии сможем принести его в жертву; это сотрет с тебя все пятно.