Золотой шар

Погода была безветренная, небо чистое, с редкими перьями облаков. Но к полудню над кромкой моря стали стягиваться, заклубились тучи. День на Острове прошел своим чередом. Рыбачки рассудили, что раз мужчины погребли в открытое море, то обернутся не скоро, и встречать вышли уже под вечер. Лодки вернулись, полные рыбой до самых бортов. Еще не причалив, мужчины крикнули, что погода не подкачала, хотя, по всему, надвигается буря.

А вот лодка Анерса Кока не воротилась. Анна-Кирстина всю ночь простояла на ветру у моря. Когда прояснело, приметила она, что вдали, середь бурунов, что‑то темнеет. Обождали и увидели разбитый ялик, днищем вверх. Поперек киля лежал человек, притороченный к днищу веревками. Утопленника перевернули, это был Лауридс Кок. А чуть погодя к Южному мысу прибило тело Анерса Кока, — лица почти не узнать, его словно бы разодрали когтями.

Зато на третий день объявился Нильс-Мартин, целый и невредимый. Два дня и две ночи носило его на доске по морю, пока, наконец, он не услыхал на берегу колокол и, отпустив доску, не поплыл на колокольный звон. Потрепало его изрядно, и он неохотно рассказывал, что с ним приключилось. Сказал только, что они отбились от остальных, потому как Анерс Кок беспременно хотел отыскать банок, где раньше косяком шла рыба. Плыли они, плыли да и попади в водоверть. Они изо всех сил заработали веслами, Лауридс Кок усердствовал больше всех, но куда там! — перед ними вдруг открылась воронка, и лодку их затянуло. Сам он успел выпрыгнуть и другим крикнул, чтоб прыгали, а они, видать, не успели.

Он отчаянно боролся с течением в страхе, что его засосет, но краешком глаза видел, как лодка сперва исчезла, а потом ее ровно выплюнуло, только днищем вверх, и поперек киля лежал Лауридс Кок. Лодку стало быстро относить в сторону, ее было не догнать. А воронка та затянулась, и вода над нею сделалась как стекло, будто посреди моря чернел огромный колодец. Края его взрябились, верно, на глубине разыгралась буря и чем дальше, тем сильнее гнала волну. Тут он углядел доску, может, и от их лодки, ну и поплыл к ней. Он уже, считай, распрощался с жизнью, хотя собачьей смертью помирать ему было и неохота. А больше рассказывать нечего.

Первые дни Нильс-Мартин безвылазно сидел дома, изредка заглядывая к отцу; у того совсем провалились щеки, выдавался один лишь костлявый нос. Нильс-Мартин не пошел даже хоронить братьев Кок, потому и не знал, какие расползлись по городку слухи.

Через две недели после похорон за ним прислал фогт, который производил очередное дознание. На сей раз перед фогтом предстали Марен Антонсдаттер и ее дочь Элле, — им вменили в вину ведовство. Взвели же обвинения старшая дочь Марен Анна-Кирстина и девица, что звалась Фёркарлова Лисбет. По словам последней, в то злополучное утро они с Элле стояли вместе на берегу. Лисбет сказала в шутку: что ж это Нильс-Мартин, неужто позабыл дорогу в дом Марен? А Элле на нее как зыркнет. «Если у тебя что с ним и было, — говорит, — скажи мне спасибо! А не тешиться мне с ним, так и никому другому не тешиться!»

Анна-Кирстина в свой черед показала, что когда они с матерью обряжали покойных, мать зачем‑то свела у каждого большие пальцы ног и перевязала тряпицей. Анна-Кирстина еще спросила, для чего это, и услыхала: чтобы усопшим покойнее лежалось в могиле, так, мол, велит обычай.

Марен на это ответила, что и впрямь следовала обычаю. О зяте своем она горюет не меньше других. Пусть люди подтвердят, что на нее возводят напраслину. Бабка выучила ее распознавать целебные травы, а не как накликать на человека смерть. Люди умирают, коли на то есть воля Господня. Так было и будет, хоть с этим и нелегко примириться. А что до ее дочери Элле, та ответит сама за себя.

Элле встала. Высокая, в сером суконном платье. Строго оглядела фогта и очевидиц. Полоснула своими зеленовато-серыми глазами Нильса-Мартина, отчего тот разом похолодел и тут же покрылся испариной.

Безо всяких околичностей Элле сказала, что она в ворожбе несведуща. Оговаривают ее с умыслом, ну да бог с ними, улик‑то против нее — никаких. И потом, с чего бы ей желать смерти Нильсу-Мартину? И разве не стоит он здесь, жив-живехонек, хоть и спал с лица? Само собой, она читала о моряках, чудом спасшихся после крушения, но человека, которого два дня и две ночи носило на доске по морю, ей видеть еще не доводилось.

Запинаясь, Нильс-Мартин повторил рассказ о том, как перед ним открылась воронка. От иноземных моряков он знает, такое случается. И вообще на свете есть много чудес, о коих здесь, на Острове, и слыхом не слыхивали. К примеру, горы, что изрыгают огонь, и долины, где на деревьях растут золотые яблоки.