Золотой цветок - одолень

— Нет, государь... ты бы ему и без меня заявил: не ведаем о злодеяниях! Закуйте разбойников в колодки, пришлите нам для суда и казни, ежли сможете...

Разговоры эти забывались. Хотя намерения в общем-то помнились.

Федор Лихачев повторил вопрос:

— Что же мы ответим Мураду? Его новый посол ждет, обивает пороги.

Государь встрепенулся:

— А мы, Федор, ответим так, значит... Записывай: сначала поклоны, соответственные трону. Пустопорожние ласковости. И далее: «И вам бы, брату нашему, на нас досады и нелюбья не держать за то, что казаки посланника вашего убили и Азов взяли. Они это сделали без нашего повеленья, самовольством. И мы за таких воров никак не стоим и ссоры за них никакой не хотим, хотя их, воров, всех в один час велите побить».

— Турки и в самом деле могут побить казаков и взять крепость обратно, если мы не пошлем в Азов пороху и свинца. Наши дозорщики сообщают из ихнего стольного града, что султан замышляет собрать войско в триста тысяч.

— Сколько казаков засело в крепости, дьяк?

— Всего пять тыщ, государь.

— Пять тыщ? Как же они будут воевать с такой тьмой?

— Воевать казаки могутны.

— Но они не продержатся и недели.

— По моим соображениям, государь, казаки будут драться недели три. Но все погибнут. Однако могут и выстоять.

— Какой нам толк от ихней гибели?

— Войско турецкое потеряет в сорок раз больше. И разорение казне султана неописуемое произойдет. Азовская болячка отнимет у них три-четыре года. А мы на ляхов и шведов силы обратим. Потребно поддержать казачишек в Азове.

— А для чего ты есть у меня, дьяк? Отправь лыцарям пороху, свинцу, хлеба.

— Я уже отправил, государь, сто пудов пороха и сто пятьдесят пудов свинца.

— Однако, Федор, будь осторожным. Султан не должен знать о нашей помощи казакам.

— Не беспокойтесь, государь. Обозы ведет не царская стража, а купцы и охотники, разный сброд.

— Кто атаманит у них, дьяк?

— Охрим. Тот самый, который ограбил Шереметьева и Голицына.

— Ты доверил этому разбойнику обоз?

— Пых из толмача давно вышел, государь. После поражения в Запорожье Трясилы, он гнил в темнице у ляхов. Как мужа премного ученого его отпустили, помиловали. На Яик старику дороги нет. За покус на Меркульева там его ждет смерть. В Москве для Охрима токмо дыба и лобное место. Одна ему дорога — в Азов, к дружку — Федору Порошину.

Царь прошелся по скрипучим половицам, хлопнул дружески Лихачева по хребту.

— Верю в твою ухищренность, Федор. Не забывай, что воевать с Мурадом нет пока сил. А как у нас с тобой дела на Яике?

— Туда дьяк Артамонов по вашему повелению ушел. Жду сказку, доклад. Яик — единственная земля, где у нас нет хорошего дозорщика. Доносы на Меркульева идут, но потребно их проверить. Лишь бы Яик не склонился к султану.

— Что доносят?

— Были злосклонители на Яике от кызылбашей и султана. Меркульев послов принял. Но вроде бы остался нам верен. Однако глаз на Яике необходим.

— Что еще нового, дьяк?

— Какой-то казак там крылья для полета в небо ладит.

— Мы же недавно своего мужика за то сожгли по грозе патриарха. Я с попами ссориться не хочу. Они сие борзотщение объявляют кознями диавола. Пошли указ: схватить казака с крыльями и мучительно казнить!

— И еще одна новость, государь: какой-то мятежный богомаз на Яике хулу возвел на патриарха.

— Подметное письмо?

— Нет, государь. Художник изобразил патриарха волосатой сатаной в картине Страшного суда.

— Где висит картина? В церкви?

— В избе какого-то кузнеца, государь.

— Сожгите богомаза живьем. Вместе с тем казаком, который летает на крыльях.

— Я передам указ дьяку Артамонову.

— Лучше бы, Федор, не отвлекать Артамонова от того, что ему повелевали свершить. Пошли-ка на Яик еще одного подьячего, костолома этого... Как его... забыл....

— Аверю?

— Да, Федор, именно Аверю! Он глуп, но зело усерден!

Лихачев поклонился, прощаясь с государем. Михаил Федорович проводил дьяка до порога.

У лобного места на Пожаре Лихачев остановился, слушая вопли мученика. Палач рвал ноздри табакокуру раскаленными клещами. Трем ярыгам за это же отрезали носы. Запретный плод становился все слаще и слаще... К Лихачеву подошел Шереметьев. Они сдружились, ибо часто сиживали вместе с государем, охотились по лесам втроем с малой охраной, без выжлятника.

— Найди мне лекаря хорошего в заморье, Федор. Привези хоть с того света — озолочу! — обратился с оглядкой Шереметьев.

— Для какой надобности? — спросил Лихачев. Шереметьев смутился, вздохнул:

— Мужеские способности слабеют. Не потребны стали бабы, от юниц еще загораюсь на ночь изредка.

— Так ить пора, стареем мы с тобой, — улыбнулся Лихачев. — В таком деле ни один лекарь не поможет. Попусту будет вымогать деньги.

* * *

Федор Лихачев ошибался. В это самое время почти за три тысячи поприщ от Москвы Тихон Суедов получил то, чего не мог приобрести Шереметьев. И заплатил он за зелье не так много: всего семьдесят золотых.

Колдунья поучала Дуню Меркульеву: