Золотой век человечества – что было, то и будет. Психологическое исследование

Поэтому беспомощность, как изначальная и полная свобода, есть привилегия обладания всеми возможностями развития, привилегия предрасположенности к освоению разных вариантов взаимодействия с окружающим миром. Одновременно это – открытость для действия некой внутренней силы. Новорожденный беспомощен лишь с точки зрения его сиюминутного существования в земных условиях. Но он никак не беспомощен в некоем принципиальном для творчества отношении. Скорее наоборот, только на данном этапе жизни младенец свободен в той максимальной мере, которая всегда желательна, но редко достижима, для любого творца.

Детская беспомощность обеспечивает младенцу состояние всех возможностей – своего рода свободную площадку для взлета в любом направлении, а также наличие в этот момент максимальной открытости и действенности всех творящих возможностей.

В одном из рассказов В. Шишкова сторож зоопарка, слушая спор ученых о происхождении видов, степени родства человека с обезьяной, вдруг заявляет: обезьяна родит только обезьяньего детеныша, баба способна родить кого угодно. Можно продолжить мысль мудрого сторожа: из рожденного обезьяной обязательно вырастет обезьяна; из рожденного женщиной может вырасти и тот, кто сохранит способность слышать Господа, и тот, кто сумеет найти общий язык с волками; и самое гуманное, и самое свирепое из всех существ, живущих на земле.

Удивительная ситуация: младенец аутичен, погружен в себя, как бы отгорожен от внешнего, не способен адекватно понимать взрослых – а процесс психического самотворения под условия новой жизни идет внутри него полным ходом, и все строится «на века», построенное уже не разрушишь. Но вот пришло осознание своего бытия, появился полный контакт с воспитателями, и сразу: стоп! Будто сломались прежние механизмы самосозидания. Все в этом процессе становится мельче, поверхностнее – если и появляется какое-то новое личностное образование, то оно оказывается непрочным, легко поддающимся перестройке. Существует фатальная предопределенность личности взрослого переживаниями и опытом раннего детства. Показательно в этом отношении выражение Л. Н. Толстого: «От пятилетнего ребенка до меня – один шаг; а от пятилетнего до рождения – пропасть». Что в этой пропасти происходит, какие силы там действуют?

Если ребенок что-то не успел обрести в этой «пропасти», то опоздал и отстал от социума навсегда. Если приобрел не то, что, как потом оказалось, необходимо в жизни, – в зрелом возрасте не переделаешь. Маугли, выросшему среди животных, стать полноценным субъектом социальной жизни невозможно.

Следовательно, у еще не овладевшего сознанием и не ставшего личностью младенца есть некая особая способность к самотворению, строительству психики в соответствии с требованиями жизни. За состоянием всех возможностей стоит определенная, присущая только человеку сила, которая и позволяет ему в раннем возрасте овладевать адаптационными высотами в любом направлении. Эта сила почти перестает действовать, когда ребенок меняет ориентацию и оказывается во власти внешнего, когда им овладевают разум и другие личностные качества. Точно так же утратили когда-то свои исходные возможности люди золотого века, свернув, по подсказке искусителя, на путь познания и уверовав в разум больше, чем в Бога.

Ребенок неразумен, но он имеет некую особую способность глубинного и целостного видения каждого события. Для апостола Павла это – нечто подобное уму Христа, со всеми известными нам из Евангелия его возможностями. Если и дальше следовать библейским мотивам (и аналогиям между ранним детством человека и золотым веком – детством человечества), можно предположить наличие у младенца связи с тем миром всезнания, из которого он пришел, – где все всегда известно и понятно, где не нужно мыслить, анализировать, сравнивать. Это позднее мы научим ребенка копаться в деталях происходящего, противопоставлять одно другому, создавать строгие логические схемы и подавим усвоенными формами мышления его исходную способность.