Показательны роль и место любви в жизни младенцев. Видимо, они, как и люди золотого века, пребывают в Царстве любви
. Любовью должен жить человек, чтобы сохранить свое подобие Богу, поддерживать единство с Ним и всеми его творениями. Так жили люди золотого века, с такой установкой приходит в этот мир и новорожденный. Любовь – это нечто самое истинное, что чувствует (еще в утробе матери) и в чем остро нуждается нарождающееся человеческое существо. Способность любить изначальна в человеке и сущностна для него.Младенец подобен людям золотого века и в том, что чувствует себя родным существом для природы
. Причем не только физически, но и духовно – на каком-то невидимом и непонятном разуму уровне.Известно, злая собака не тронет младенца, он смело подходит к ней, треплет ее – порою совсем не безобидно. Не укусит его и змея. Еще древнекитайский мудрец Лао-цзы, говоря об изначальном единстве человека с природой, замечал:
Киплинг близок к истине в своей фантастической истории о том, как беспомощный человеческий детеныш Маугли, оказавшись в джунглях, нашел любовь и поддержку в волчьей стае, у медведя Балу, пантеры Багиры. А затем стал признанным лидером животного мира джунглей. Нам непонятно, почему звери не съели младенца по имени Маугли. Хотя любой звереныш – прекрасная пища для них. Нередко даже свой собственный. Известно, например, что самка белого медведя вынуждена прятать потомство от самца.
Что-то недоступное нашему пониманию чувствуют звери в человеческом детеныше. Он «свой» для всех природных существ, даже находящихся между собой в неприязненных отношениях (например, для собаки и кошки, волка и медведя). Они как бы чувствуют в нем нечто высшее, призванное, по определению Библии, «владеть» природой. Единство с природой обеспечивается также абсолютной естественностью малолетнего ребенка, господством любви в его натуре, отсутствием в поведении агрессивности и лживости.
Только с годами, пройдя начальную школу приобщения к цивилизации, ребенок отрывается от природы, становится для нее чем-то искусственным, представляющим уже иной мир, поэтому чуждым и даже враждебным. Да и сам он начинает видеть со стороны природы главным образом угрозы своей безопасности. Повзрослевшего ребенка родители, а затем и многочисленные учителя «безопасной жизнедеятельности» уже вынуждены учить, как вести себя в этой «страшной и жестокой» природной среде, – не подходить к собаке, остерегаться змей, диких животных, бояться темного и чужого леса, стихийных природных явлений. Прав М. М. Пришвин:
Уже стало традицией считать, что детству, как и золотому веку, присущи лучшие человеческие качества. Общим местом является признание изначального присутствия в ребенке некой внутренней красоты
. Он – интегральный образ всего лучшего в человеке.– говорит Мефистофель о Гретхен в поэме Гете.
Мир взрослых людей настойчиво и жестко перетаскивает ребенка из золотого времени в историческое. Этот переход противоестественен и крайне мучителен для младенца. Он не хочет терять то состояние и те качества, с которыми пришел в этот мир. Любое земное приобретение в чем-то его ограничивает, чего-то принципиально важного, родного лишает.