Золотой век. Книга 2. Империя

Перикл кивнул. Это была мелочь, но он до странности загордился тем, что смог добиться желаемого. Значит, он не беспомощен. Он потерял… столько, что даже объять это мыслью не хватало сил. А что с Аспазией и его младшим сыном? Дом гетер находился недалеко, ближе, чем Агора и здание совета. Она должна быть там. Ему нужно увидеть жену и сына, обнять их, узнать, что они живы.

Он бросился бежать по непривычно пустым улицам. Совсем не такими они были до прихода спартанцев. Перикл обливался потом, сердце у него колотилось, боль из поясницы стреляла в ноги. Конечно, он не спал. Когда ему было чуть за двадцать, ночь без сна воспринималась как время, украденное у богов. Но эти ворованные часы дорого обходились! То, что обычно давалось легко, на восходе солнца становилось трудным. За по́том и болью следовало искушение завалиться в постель или на диван и забыться на целую вечность. Это тоже был урок. За все нужно платить.

Дом гетер выглядел как обычно, словно болезнь обошла его стороной. Перикл застыл перед дверью с поднятым кулаком. Было еще очень рано, и его пронзило чувство вины. Нет, ему нужно знать, что они в порядке. Перед глазами у него все расплывалось, пока он стучал в дверь и звал Аспазию.

Перикл стоял на солнце очень долго, ослабевший от усталости, и размышлял. Ему нужно кремировать мальчиков; необходимое легко достать в порту. Может быть, лучше и сделать все там же, на причале. Сжечь тело, чтобы оно превратилось в пепел, непросто. Нужна куча дров и много ароматного масла; и костер должен гореть целый день такой жаркий, что растрескиваются камни. Он бы…

Дверь открылась, за ней стояла Аспазия. Она держала на бедре их сына и с ужасом глядела на стоявшего у порога изможденного мужчину. Малыш протянул ручки к отцу, узнав его.

– Перикл? – произнесла Аспазия. – Что… что случилось? Что с тобой?

– Ксан и Парал мертвы. Фетида тоже, – ответил он, с трудом выговаривая слова, прочистил горло и сморщился, потому что у него вдруг прихватило живот, и, сам того не замечая, потер больное место. – Мне нужно устроить для них погребальный костер. Мне нужно…

Аспазия вышла из дома и обняла его, ребенок оказался между ними. Перикл долго не отпускал их обоих, затерявшись в своем горе, дышал ими. Они были так нужны ему!

29

Там, где море смыкалось с гаванью Пирея, воду покрывала маслянистая пленка. В тени военных кораблей стоял жгучий холод, но ступени здесь уходили под воду. Это сооружение позволило Периклу впервые за много дней хорошенько отмыться, что принесло облегчение от засевшего в ноздрях кислого запаха, от въевшейся в кожу грязи, которую не ототрешь тряпкой, когда у тебя есть лишь кувшин воды. Хотя в воздухе повеяло осенью, Перикл скреб себя кусками глины, золой и песком. Они царапали и обжигали кожу, но все равно это было приятно. Когда он выбрался наверх, Аспазия подала ему бутылочку с маслом, и он намазался с головы до пят даром Афины – миром, наливая его на ладонь и растирая по бокам. Когда с этим было покончено, жена помогла ему надеть чистую одежду и сандалии.

Она с тревогой смотрела, как он исхудал. Аспазия не была поваром, но в доме гетер узнала несколько рецептов. Она испробовала все, начиная с похлебки из кореньев и заканчивая горькими травами, которые, как считалось, питают кровь. Перикл отведал всю ее стряпню, но ничего не смог проглотить.

Наконец первый человек в Афинах стоял, расставив ноги на ширину плеч, чистый и с намазанной маслом кожей. Он решительно поднял голову и посмотрел на два погребальных костра, сложенные вокруг тел его сыновей. Ни Ксантиппа, ни Парала было не разглядеть под слоями дров из кедра, сосны и дуба. Дерево было сухое, от сломанных, несмотря на возражения капитанов кораблей, лодок. Кимон пришел бы в ярость, подумал Перикл, но в городе осталось совсем мало дров. Крыши рухнули, поскольку люди пытались вытащить одну балку из двух, чтобы сжечь своих мертвецов. Нельзя было ни послать повозки за пределы Афин за дровами, ни ждать прихода судов с полными леса трюмами, пока тела его сыновей гниют на причале. Город, который он любил, который воссоздавал и обустраивал долгие годы, по-прежнему находился в осаде.

Перикл снова взглянул на костры выше и длиннее человеческого роста, облитые тем же маслом, которое покрывало его кожу. Все это хорошо разгорится, когда жрецы завершат свои молитвы. Перикл медленно вдохнул и напомнил себе: его сыновья уже свободны. Жара огня они не почувствуют.