Золотой век. Книга 2. Империя

За городскими воротами повозки с грохотом покатились по дороге, затем рядами – на поле. Члены семей подняли на плечи своих отцов или братьев и аккуратно опустили их в землю. Афинские жрецы ходили между ними с зелеными ветвями, которые шептали о надежде на ожидающий павших героев элизиум – мир блаженства. Прошло много часов, прежде чем все повозки, кроме одной, которая всегда пустовала, уехали. Перикл видел, как к ней подходили женщины и дети и, протягивая руки, в печали прикасались к дереву. Это символизировало утрату и что-то значило для них.

Когда были произнесены последние молитвы, солнце уже садилось и по всему полю загорелись факелы. Перикл посмотрел на сложенную из дерева конструкцию, на ступени, по которым ему предстояло подняться. Его бедные перевязанные пальцы на ноге заболели от одной мысли об этом. К своему удивлению, Перикл ощутил руку Эфиальта у себя на плече. Стратег склонился к нему, и Перикл уловил его настроение. В желудке будто лежал железный шар. Он мог ощутить его вкус.

– Ты подыщешь слова, – сказал Эфиальт. – В конце концов, это твоя печаль.

– Что?

Эфиальт улыбнулся:

– Ты должен знать! Когда нужно собрать нас вместе, ты всегда находишь верные слова, чего бы это ни стоило. – Перикл поднял руку, будто собрался отмахнуться от него, но Эфиальт покачал головой и продолжил: – Нет, это важно. Половина афинян перегрызла бы друг другу глотки, если бы не ты. Или, по-твоему, люди вроде Эсхила сели бы со мной за стол без тебя? Что, Кимон отдал бы все богатства своей семьи на твои Длинные стены, если бы ты не попросил его об этом? Что, я стал бы поддерживать тебя в совете и в Афинском собрании? Это твой дар, Перикл. Тебе удается каким-то образом объединять людей. Я не знаю как. Но результат перед нами: Афины, Союз. Как ты называешь это – нация? Даже империя? Если мне есть за что хвалить себя, так это за то, что я разглядел в тебе этот дар. – Стратег усмехнулся. – Когда мы встретились впервые, я намеревался показать знатным афинянам, что чего-то стою, как все они. Я считал тебя просто еще одним позолоченным дураком, но… когда понял, каких людей ты собрал у себя, услышал речи Зенона и Анаксагора, увидел, как ты принимаешь их в одной комнате с Кимоном! – Настал черед здоровяка Эфиальта смутиться и махнуть рукой – эмоции переполняли его. – Я мог быть врагом тебе, Перикл. Вероятно, и был им какое-то время, пока не знал тебя. Но я слушал. И я услышал. Нас объединяет общая мечта. Мы – Афины, ты и я. Люди, флот, острова – Союз. Это нечто новое в мире, и я не знаю, чем это закончится… но сегодня ты точно найдешь слова, потому что всегда это делаешь.

Перикл почувствовал, как неловкость отступила. Пока Эфиальт говорил, он решил, что примет его заверения. Много раз Периклу доводилось видеть, как люди клялись в верности его отцу, обещая служить ему и предлагая свою жизнь. Таких слов Эфиальт не произнес, но схожее ощущение возникло. Перикл подавил желание ответить что-нибудь второпях или отшутиться. Стратег раскрыл перед ним сердце, и Перикл понимал, что может ранить его или исцелить одним словом.

– Я рассчитываю на тебя как на друга, Эфиальт. Да, мы – афиняне. Что бы это ни значило, куда бы мы ни попали. Это останется неизменным. Не отступайся от этого.

– Ты видишь? – К изумлению Перикла, в глазах Эфиальта заблестели слезы. – Иди… продолжай, они ждут тебя. – Эфиальт подтолкнул его вверх по ступеням.

Площадка наверху деревянной башни была небольшая. С одного края приколотили трибуну, чтобы оратор не упал сверху в сумеречном свете и мог на что-то опереться. Перикл взглянул на толпу людей, собравшихся на усеянном могилами поле. До самых городских стен везде трепетали и плевали языками пламени факелы. Тысячи людей сидели или стояли, просто ждали. Это были скорбящие вдовы, сестры и дети покойных. Окутанный теплым воздухом, Перикл ощущал их нужду. Этим вечером его слова имели огромное значение. Может быть, большее, чем когда-либо.

Вместо гробов появились земляные холмики, которые осядут за несколько месяцев, порастут травой, на них лягут могильные камни. Но погибших будут помнить.

– В прошлом, – звенящим голосом начал Перикл, – многие восхваляли эту традицию: ежегодно на закате дня произносить речь в честь павших на поле битвы. – Он помолчал, глядя, как трепещет пламя факелов. – Я не согласен. Никакие мои слова не позолотят то, что сделали они. Эти люди покрыли себя славой, и то, что они отдали, не зависит от слов одного человека, произнесенных хорошо или плохо.

Перикл перевел взгляд на Эфиальта, стоявшего в свете факелов. Рядом с ним он увидел Аспазию, она тоже пришла сюда. К ней присоединились Анаксагор, Зенон и архитектор Фидий. Эсхил тоже был там, и еще десяток других людей, которых Перикл знал и любил. Он кивнул им, и у него вдруг перехватило горло.

– По обычаю мы благодарили предков за дарованную нам великую демократию – истинную власть в руках народа. Здесь, когда наши братья, сыновья, мужья совершили жертвенный подвиг, это должно стоить жизни. И я верю, что так и есть.