Золотой воскресник

– А что же тогда свое выпячивать? – спросил он удивленно.

* * *

Зубной врач Алексей Юрьевич:

– Однажды мы проводили профилактику на Часовом заводе. У нас там был стоматолог Паша, всегда пьяный, всегда! Вот он в таком состоянии орудует бормашиной, и вдруг ему плохо. Он все бросил, встал, и его стошнило. Тогда он поворачивается и говорит: “Приема сегодня не будет, доктор заболел”. В конце концов, его выгнали, но только за то, что он, рассердившись, щипцами схватил за нос заведующего стоматологическим отделением и таким образом водил его по коридору. Вообще, – завершил этот рассказ Алексей Юрьевич, – я так люблю разные истории про знаменитых врачей, особенно про доктора Чехова…

* * *

Алексей Юрьевич – моей сестре Алле, сидящей у него в кресле с открытым ртом:

– Я чувствую себя ваятелем, а вы – глыба мрамора.

* * *

– Людей тех не будет, – он говорит, – а мои пломбы останутся жить в веках.

* * *

– А это живопись у вас на стенах? – спрашивает Ал– ла, зная, что Алексей Юрьевич увлекается рисованием.

– Нет, – он отвечает, – это плесень.

* * *

Яков Аким рассказывал: сидит он с Михаилом Светловым в Дубовом зале ЦДЛ. Подходит Евгений Монин.

– Михаил Аркадьевич, – говорит Аким, – это мой близкий друг Женя Монин.

– Вы художник? – спрашивает Светлов.

– Да, в некотором роде… – отвечает Женя.

– Тогда нарисуйте мне десять рублей.

Женя смутился.

– Ну хотя бы пять…

* * *

Светлову не дали разрешения поехать во Францию.

– Ладно, ничего, – сказал он, – зато я купил себе ботинки.

Яша наклонился под стол, посмотрел.

– Михаил Аркадьевич, – говорит, – наверное, в них очень удобно ходить.

– Мальчик мой, – он ответил, – а если бы вы знали, как в них удобно спать!

* * *

– Я часто прихожу в уныние, – жалуется моя сестра Алла. – Раньше Люся всегда подбадривала меня, говорила, что я прекрасная и ослепительная. А что теперь? Мне так не везет! Например, сейчас я хочу снести стену. А мне не разрешают. Говорят, в доме трещины и если я снесу несущую стену – завалится весь дом.

* * *

– Наш Лёва так весело совмещает газету и радио, – сказал Серёжа. – Думает – если к газете прибавить радио, то получится телевизор.

* * *

Дина Рубина приехала в Киев, к ней подошел сотрудник музея, очень интеллигентный, сказал, что счастлив с ней познакомиться и так далее.

– Я это слушала равнодушно, можно даже сказать, не слушала. И вдруг он говорит: “Дело в том, что я ничего не читал вашего. Но по предисловию к «Дням трепета» Марины Москвиной понял, что вы настоящий писатель”.

* * *

– Абхазы любят, когда русские писатели пишут про Абхазию, – посмеивался Даур. – “Утром взошло солнце. Но это было особенное солнце… И шорох криптомерий, и запах агав…”, как писал Паустовский. Но агавы – не пахнут. Не пахнут, и все. У меня росла агава. Ну не пахнет, что ты будешь делать?

* * *

Еще он говорил:

– Книгу нужно нюхать, каждую страницу целовать… а читать умеют все.

* * *

Неожиданно меня пригласили в ток-шоу “Что хочет женщина”. Тема такая: “Если женщина говорит «нет», то это ничего не значит”.

– Не можете сегодня, приходите завтра. Темы: “Любовник только укрепляет семью”. И “Большая зарплата женщины – разрушает”. Предполагаются звезда и эксперты.

– Надеюсь, – говорю, – я буду звезда?

– Нет, вы будете эксперт.

* * *

Дина Рубина:

– Во мне появляется дьявольская харизма, когда я кого-то куда-то устраиваю. Ну, друзей ладно. Но и врага! Я начинаю любить этого человека, я высвечиваю его как божественный литературовед: все в тени – только он под прожекторами на пьедестале.

* * *

В Доме творчества художников Евгений Монин увидел, как его коллега в сердцах разорвал свой портрет и бросил в урну. Женя достал, склеил – и с песней “Вам возвращая ваш портрет” вручил его художнику.

* * *

Марина Бородицкая:

– Похороны, сцена прощания, понимающе-печальные могильщики стоят, опершись на лопаты, не торопят, интеллигентно и обстоятельно ждут, когда все попрощаются. Вдруг у одного звонит мобильник. Он отвечает в полной тишине: “Я занят”. Это я для тебя припасла, – благородно сказала Маринка.

* * *

На семинаре в стихах поэта, сочинявшего тексты для песен, прозвучала строка: “Лишь щек румянец…”

– Лишь щук? – переспросил Юрий Кушак. – Лещёк?

– Не понимаю, – воскликнула Бородицкая, – как это поэт-песенник может написать рядом два таких слова, как “лишь” и “щек”???

* * *

Сергей Тюнин увидел в Красном море рыбу-дракончика. Нырнул – а она в песке, только хвостик торчит. Он хвать ее за хвостик – она прыг! Он опять подплывет – хвать за хвостик, она прыг! И в песок зарылась.

– Я с ней так весело играл, – Тюнин говорит, – а приехал домой, посмотрел по каталогу, так этот дракончик – страшно ядовитая рыба, мгновенная смерть, и никаких противоядий…

* * *

На вечере художник Виктор Дувидов пел с листа какую-то арию, и вдруг у него партитура посыпалась из рук.

– Адам! У вас падают листья! – заметил Евгений Монин.

* * *

– Жень, сходи к врачу, не бойся, – прошу Монина.

– Пускай они меня боятся, – своенравно ответил Евгений Григорьевич.

* * *

Жене Монину сделали операцию на сердце, поставили два шунта. Вернувшись из больницы, он позвонил Якову Акиму и сказал: