Золотой жёлудь. Асгарэль. Рассказы

  «Как я ненавижу, когда палец химозы начинает медленно двигаться вниз по списку и приостанавливается в самом начале, где «В» и «Г». Я в этот момент впиваюсь ногтями в коленку и глаза закрываю. Сегодня она опять выкрикнула мою фамилию, и я потащилась к доске… Вова Римаков подсказывал, и я кое-как отбарабанила. И зачем мне эта химия, если я собираюсь посвятить жизнь филологии?

  После школы играли с Лидой на чердаке. Я показала ей (жирно зачеркнуто). Она сразу устроила целый допрос: откуда взяла и есть ли в нём (зачеркнуто). Я всё рассказала и спросила, хочет ли она со мной дружить после этого. Она долго молчала, потом сказала, что папу ведь не забрали, значит он не враг народа. Я её предупредила, что если (жирно зачеркнуто) пропадёт, то значит, это она проболталась о тайнике, и взяла с неё клятву, что она …»

  Домну с семьёй вскоре отселили, вся трёхкомнатная квартира перешла к Грошуниным. Они, хотя и перетащили в освободившуюся комнату кое-какую мебель, не спешили осваивать новое пространство. А потом и вовсе сдали комнату. Лида об этом не знала. Её испугал приход двух незнакомых мужчин, когда она сидела у Аси.

– Ну, здравствуйте, барышни, – с улыбкой обратился к ним тот, который вошёл первым, он только что по-хозяйски открыл дверь Грошуниных своим ключом.

– Дядя Юра, здравствуй! – приветливо откликнулась Ася. Она хорошо знала мужчину.

– Уроки как следует делаем? Без ошибок? Кляксы не ставите? Правильно! Стране нужны отличники.

Мужчины, не останавливаясь, прошли в прежде принадлежавшую Домне комнату и сразу закрылись там. Они мимоходом посмотрели на Лиду, и она вся сжалась под их холодными проницательными взглядами.

– Не бойся, это папин друг, он из НКВД, – шепнула ей Ася. – Мы ему комнату сдаём, он только для работы сюда приходит, нас совсем не беспокоит…

Лида всё больше завидовала Асиной отдельной комнате и телефону. Она тоже хотела добиться успеха в жизни, поэтому оттачивала свою речь, чтобы не говорить, как её полуграмотные родители. И она вступила в комсомол, несмотря на недовольство матери.

  Ася в комсомол не вступала. Она изменилась – замкнулась, пересела на заднюю парту, скучала там в одиночестве с книгой на коленях. Говорила Лиде, что считает себя некрасивой, хотя на самом деле теперь для всех было очевидно – Грошунина превращается в красавицу.

  8.

Это, как в лифте вместе застрять. В другое время взглянули бы мельком, и всё, а тут, хочешь, не хочешь – всматривайся, разбирай чужой судьбы узор, пока клаустрофобия тебя совсем не замучает. Нарочно, что ли, жизнь таких разных людей сталкивает? – Соседки по палате наблюдают за старухой и её сиделкой.

  Провинциалка уже четыре недели живёт в кресле, которое медсёстры разрешили перетащить из холла. Она вяжет или для разнообразия сидит на кровати рядом с Лидией Николаевной, медленно расчесывая её седые космочки. Бабуля немного не в себе, всё время жужжит, а она ей негромко выговаривает.

  Соседки по палате завидуют бабуле. Столько внимания старушка получает! И внук часто навещает её. И красавица эта от неё почти не отходит. Девушка исчезает лишь во время визитов бабулиной дочери – похоже, не разговаривают они между собой. Но дочь эта и с матерью не в ладах – посидит, помолчит и уходит.

  Зато красавица развлекает больную, как умеет. Хотя развлечений в больнице немного: можно кормить голубей, кидая крошки на подоконник, или ездить в кресле-каталке по коридору. Наверное, внук заплатил этой девахе хорошо, шепчутся соседки, и заодно влюбился в неё по уши.

– Лидия Николаевна! Ну какая же вы отвратительная?

– Нет, нет, Машенька. Это уж-жасно. И как я дожила до того, что стала отвратительной старухой? Ужасная. Ужасная. Баба Яга.

  Неправда. Она до сих пор по-своему прелестна, насколько это возможно в восемьдесят пять лет: с аккуратной фигуркой и тонкостью черт. Даже сейчас ей в минуты просветления удается по-женски кокетничать с дородным врачом-физкультурником, который каждое утро заходит в палату. Другие, более молодые инфарктницы безучастно следят за его нехитрыми экзерсисами, лишь она проявляет интерес. Но беда в том, что старуха плохо ест.

– Лидия Николаевна, одну ложку только!

– Не буду я.

  В этот самый момент ложка с супом ловко опрокидывается в её приоткрытый рот. Выждав секунду, Лидия Николаевна томно объявляет:

– Сейчас меня будет рвать.

Она говорит это после каждой порции, и в конце концов обычно сдержанная провинциалка теряет терпение.

– Пожалуйста, – она сует старухе пустую миску. – Сюда!