Золотой жук

– Да скажи же, ради Бога, что твой масса Вилль хочет делать с косою и лопатами?

– Ну, уж про то он один знает… Но все это наделал жук.

Заметя, что ничего нельзя узнать от Юпитера, все умственные способности которого были поглощены мыслью о жуке, я вошел в лодку, и парус был распущен. После недолгого плавания, при попутном ветре, мы пристали к берегу маленького залива, который лежит на север от Маультри, и чрез полчаса ходьбы пришли к дому. Легран ожидал нас с нетерпением. Живость, с которою он схватил и сжал мою руку, подтвердила мои подозрения. Он был бледен, чрезвычайно бледен, и его впалые глаза имели какой-то странный блеск. После нескольких вопросов об его здоровье, я спросил, за неимением другого предмета для разговора, возвратил ли поручик Ж… жука.

– Да, да – отвечал он, покраснев; – он возвратил мне его на другой же день поутру. Я не отдам его теперь ни за что на свете. Знаете ли, что мнение Юпитера об этом жуке совершенно оправдалось?

– Как оправдалось? – спросил я с грустным предчувствием.

– Это настоящий золотой жук. – Он произнес эти слова так серьезно, что у меня сжалось сердце.

– Этот жук, – продолжал он, с торжествующей улыбкой, – должен составить, или, лучше сказать, поправить мое состояние. Удивительно ли, после этого, что я так ценю его? Теперь дело в том, чтоб воспользоваться этим жуком, как следует, и я получу сокровище, к которому он должен привести меня. Юпитер! принеси сюда жука!

– Как, жука? Я бы желал не иметь никакого дела с жуком; возьмите его сами. – Легран встал с важным видом; взял насекомое из-под маленького стеклянного колпака, которым оно было покрыто, и принес его мне. Это был превосходный жук, рода неизвестного еще тогда натуралистам, и, следовательно, довольно высокой цены с ученой точки зрения. С одного края спины на нем были два круглые, черные пятна, и продолговатое пятно с другого края; его надкрылье, твердое и блестящее, казалось темно-золотым; вес этого насекомого был также весьма замечателен: все это вместе могло объяснить то понятие, которое об нем составил себе Юпитер; но что Легран согласился с мнением Юпитера, этого я никак не мог понять.

– Я посылал за вами, – сказал он серьезным голосом, когда я перестал рассматривать насекомое; – я посылал за вами для того, чтоб, с вашею помощью и советами, осуществить судьбы Провидения, которого этот жук есть…

– Любезный Легран! – сказал я, перебивая его, – вы нездоровы, и хорошо сделали бы, приняв необходимые меры против болезни. Начнем с того, что вы ляжете в постель, и я останусь у вас несколько дней, а если будет необходимо, то и до совершенного вашего выздоровления. У вас лихорадка и…

– Попробуйте мой пульс – сказал он. – Я взял его руку: пульс не показывал ни малейшего признака лихорадки.

– Но, – возразил я, – можно быть больным и без лихорадки. Позвольте мне распорядиться. Прежде всего, как я уже сказал, вы ляжете в постель, потом…

– Вы ошибаетесь, – сказал он: я здоров, сколько это может быть при сильном душевном волнении, в котором я теперь нахожусь. Если вы хотите, чтоб я был совершенно здоров, то для этого одно только средство: утишить волнение.

– Но каким образом?

– Очень простым. Юпитер и я, мы идем в горы, на твердую землю, и имеем нужду в человеке, на которого могли бы вполне положиться. Этот человек – вы.

– Я готов сделать все, что может быть вам приятно; но разве этот проклятый жук имеет какое-нибудь отношение к вашему походу?

– Разумеется.

– В таком случае, я не пойду с вами; потому что все это мне кажется глупостью.

– Мне очень жаль, очень жаль, потому что мы должны будем обойтись без вас.

– Обойтись без меня? – Да он решительно сумасшедший! – Послушайте, Легран, сколько времени вы думаете проходить?

– Вероятно, всю ночь. Мы сейчас отправимся, а возвратимся, во всяком случае, на рассвете.

– И вы даете мне честное слово, что если я уступлю теперь вашей прихоти, то вы, кончив дело с этим жуком и возвратившись сюда, будете в точности исполнять мои предписания, как предписания доктора?

– Даю вам слово. Теперь в дорогу, нечего терять времени.

С тяжелым чувством решился я следовать за ним. Мы вышли около четырех часов: Легран, Юпитер, собака и я. Юпитер нес косу и лопатки; он нес их сам не от желания услужить, как казалось мне, но потому, что боялся предоставить господину эти опасные орудия. Он был, впрочем, в весьма дурном расположении духа, и только слова – «проклятый жук» – вырывались у него во всю дорогу. Я нес два потайных фонаря. Легран оставил на свою долю жука, который был привязан к нитке, и которым он, как волшебник, вертел то в ту, то в другую сторону. При виде этого последнего, ясного признака помешательства моего друга, я едва мог удержаться от слез. Впрочем, обдумав все, я увидел, что ничего не оставалось делать, как только подчиниться его прихотям, до тех пор, пока будет можно принять более действительные меры. Но я напрасно старался получить от него объяснения о нашей экспедиции. Уверившись в моем содействии, он отвечал на все мои вопросы: «увидим».