Золотые анклавы

Поначалу никто не обращал на нас внимания. В конце концов, восемь магов вряд ли способны всерьез поколебать чаши весов. С обеих сторон, прямо у меня на глазах, появились еще человек десять – и им не пришлось идти долгим путем. Так, рядом с золотыми джайпурскими знаменами был установлен горизонтальный шкив, и веревки уходили в большой, накрытый тканью ящик, похожий на реквизит фокусника.

– Это гандара, – негромко сказала Аадхья. – Артефакт для путешествий на дальние расстояния. С его помощью можно призывать то, что находится от тебя больше чем в десяти милях.

Четыре человека быстро крутили шестеренки, и через каждые пять-шесть оборотов показывался цепляющийся за веревку волшебник с завязанными глазами; ему помогали слезть и тут же посылали готовиться.

Я не видела, каким артефактом пользуется Нью-Йорк, но на той стороне также появлялись все новые волшебники, буквально каждые две-три минуты, как цирковые клоуны, вылезающие из маленькой машинки. Неподалеку от дверей школы находился штаб – металлическая платформа с разложенными «крыльями», готовыми захлопнуться, превратив все помещение в бронированный ящик, если враг начнет стрелять; там сидели старшие волшебники, отдающие приказания. Среди них я заметила Кристофера Мартела, разговаривающего с какой-то японкой, вероятно, Хизато Сасаки из Токио. Катерина сказала, что высокий темноволосый мужчина – это Бастиан Воклен, Господин парижского анклава. Возможно, где-то там была и мишень Лизель – Герта Фукс из Мюнхена, а с ней, вероятно, дочь и зять. Было еще несколько американских магов очень внушительного вида. И среди них сидела пожилая женщина с аккуратной шапочкой седых волос, в черном платье и массивном драгоценном колье, как у Одри Хепберн в фильме «Завтрак у Тиффани». Это была Аурелина Ванс, Госпожа Нью-Йорка.

Шанхайцы не стали устраивать штаб на виду – на их стороне в отдалении стоял десяток шатров из расшитой золотом и серебром красной, синей, зеленой узорчатой ткани, скрывающей все, что происходит внутри. Но наверняка там тоже собирались могущественные и влиятельные особы.

Мои планы пошли прахом – Офелию я нигде не видела. Хотелось бы думать, что с ней что-то случилось, что она потеряла власть, но в это я не могла поверить. Если я ее не видела – значит, она творила нечто невообразимо ужасное, и я понятия не имела, что именно и как ей помешать. Я не знала, чью сторону принять. Возможно, шанхайцы с большей вероятностью помогли бы мне – зато в нью-йоркском лагере у меня было больше шансов узнать, что затеяла Офелия.

Я стояла как пень, гадая, куда податься. Вряд ли, сделав выбор, можно было передумать. Казалось, критическая масса вот-вот будет достигнута и само место перестанет выдерживать нас… и собравшуюся ману. Если только мне не мерещилось, потолок уже начал превращаться в густеющую тьму, явно не принадлежащую реальному миру. Толпа волшебников, активно использующих магию, делала пространство, в котором находилась, менее настоящим.

Я уже решила отправиться в лагерь ньюйоркцев и разыскать в толпе Лизель, когда неожиданно прямо в меня со стороны шанхайцев полетело заклинание. Я протянула руку, чтобы перехватить его – так же как другие заклинания, которые я срывала словно спелые фрукты, – однако ничего не вышло: чары проскользнули между пальцами, как будто я пыталась поймать шарик, смазанный маслом. Я машинально шарахнулась от удара, а потом поняла, что заклинание не причинило мне никакого вреда – в нем не было ни грамма ненависти. Просто кто-то вежливо похлопал меня по плечу, предлагая не ввязываться в неприятности и сверхдоброжелательно приглашая в другую сторону: «Пожалуйста, иди к нам».

Я немного испугалась; тот, кто бросил это заклинание, явно уже понял, основываясь на слухах о произошедшем в саду, что агрессивные заклинания против меня бессильны, зато нейтральные попадут прямо в цель. Маги могли найти какую-нибудь лазейку. Вежливость шанхайцев меня не радовала, скорее наоборот: если волшебники решили, что я человек, с которым стоит быть вежливым в данных обстоятельствах, значит, они сочли меня крайне опасной.

Но с другой стороны, они хотя бы хотели со мной поговорить. И я не видела на нью-йоркской стороне ни Лизель, ни Элфи, ни даже сэра Ричарда. Единственным, кого я знала, был Кристофер Мартел, который не питал ко мне теплых чувств и мог искренне полагать, что вправе любой ценой привлечь меня к осуществлению собственных дурацких целей. Он втянул в эту историю весь свой анклав по единственной причине – чтобы не утратить власти.

– Ладно, – мрачно сказала я. – Я иду…

И мои слова оборвались громким визгом: я понеслась через всю пещеру, в шатер, откуда прилетело вежливое заклинание. Я даже не пошатнулась: оно остановило меня и одновременно поддержало со всех сторон, словно не я двигалась, а земля катилась под ногами, чтобы доставить меня в нужное место.