Золотые анклавы

Но даже у Янси иногда получалась темно-синяя или белая вспышка – видимо, правила были растяжимы. Пройдя до конца две тропинки, я убедилась, что мы куда-то направляемся, и не просто к центру лабиринта, но каким-то образом мимо него, в совершенно другое место. То же самое ощущение возникало, когда приходилось долгой дорогой идти на урок в Шоломанче, в знакомый класс, и никто не знал точно, сколько времени на это понадобится, но не сомневался, что нужная дверь окажется прямо за следующим поворотом, когда путь будет пройден. Янси предупредила:

– Так, мы на месте, смотрите, куда ступаете.

Я последовала за ней – и вышла за пределы мира.

Когда бродишь по огромному анклаву, выстроенному в пустоте, в заимствованном пространстве – не говоря уж о четырех годах в Шоломанче, которая была еще больше, – жалобы на нереальность могут показаться мелочными придирками. Однако в них есть доля правды. Янси сказала, что анклав превратил старый манеж для верховой езды в мемориальную лужайку. Когда мы сошли с нее, то оказались в затейливом павильоне; люди сидели за прохладительными напитками, наблюдая за всадниками, разъезжающими на зачарованных лошадях. За их спинами виднелся манеж – точнее, то место, где он находился. Это была не стопроцентная пустота – скорее я смотрела в пустоту сквозь прозрачную пленку, на которой напечатали тусклое черно-белое фото с изображением старого манежа; вдалеке еще более смутно виднелись конюшни, как будто художник сделал карандашом легкий набросок на черном фоне.

Сам по себе павильон едва мог сойти за нечто прочное. Мы шли по старым неровным доскам, и они казались деревянными, но издавали совсем не деревянный звук. Наши шаги звучали странно и приглушенно. Такого рода расхождение с реальностью – серьезное предостережение, знак, что ты находишься в пространстве, которое может вот-вот рассыпаться на части и вывалить тебя в пустоту, поэтому надо поскорей убираться. Я сразу же вспомнила тот случай в школе, когда агрессивно разуверилась в существовании одной из стен – тогда я была под действием наваждения, – и стены послушно начали распадаться.

Но Янси, казалось, это не особенно тревожило. Она удовлетворенно огляделась и даже похлопала ладонью по перилам.

– Ага, держишься ты отлично, – довольно произнесла она, обращаясь к манежу. – Весь анклав может рухнуть, но тебя он не утащит. Эта старая развалина переживет все остальное, – добавила она, оглянувшись на нас через плечо. – Знаете, здесь однажды побывала королева Елизавета.

– Ты, кажется, сказала, что манеж снесли сто лет назад, – напомнила я.

– Старая добрая королева Бесс, – уточнила Янси.

Все это походило на какой-то бред. Маги не приглашают заурядов в свои анклавы, потому что анклавы рухнут под тяжестью неверия. Даже когда у заурядов не было науки, услужливо объясняющей законы мироздания, они не верили в магию по-настоящему. Если ты веришь в магию, то не потащишь ведьму на костер – ты натравишь ее на своих врагов. Если окружающие не верят в магию, ведьме очень трудно выпутаться, когда ее тащат на костер и сжигают на глазах у толпы. Большинство ведьм, которые попались заурядам, так и не выпутались.

Но я не стала спорить с Янси. Лизель больно ткнула меня в плечо, и мой обалдевший мозг успел сообразить, что не следует внушать этому месту, будто его не существует.

Очевидно, Янси и ее приятели подлатали его как могли – они поощряли манеж оставаться на месте, чтобы и впредь можно было прятаться от рыщущих по Лондону злыдней, даже если приходилось по горло накачиваться всякой дрянью, чтобы это выдержать. Так они и делали. Если бы не зелье Янси, я бы скребла стены в отчаянной попытке выбраться.

Но павильон казался таким же прочным, как и все остальное вокруг, иными словами – не очень прочным. Я видела музыку ветра – не настоящие колокольчики, которые меня бы не смутили, но сам звук колокольчиков (простите, описать не возьмусь). Во рту был такой вкус, словно я забыла нечто очень важное, а кожу, как костюм арлекина, сплошь покрывали разноцветные пятна.

Манеж, во всяком случае, выглядел вполне правдоподобно – как и солнечное тепло, которое буквально ревело у меня в ушах. Я могла решить, что все это просто зелье, что как только эффект пройдет, я окажусь в нормальном, абсолютно реальном месте. И тогда я поверила в существование манежа – ровно настолько, чтобы выдержать пребывание в нем. И да, где-то в глубине души я прекрасно понимала, что он ненастоящий, но тот, кто выбрался из Шоломанчи, умеет удерживать вопль ужаса.