Золотые крылья

Юноша подошёл к опушке и всмотрелся в темень чащи. Заблудиться в ней не представлялось возможным: с двух сторон лес окружали поля, с севера на него смотрело озеро, а с противоположной стороны дорога вела прямиком в Ш-бург. Он не рассчитывал находиться здесь долго. Его подгонял график и риск строгого выговора от герра Брауна. Зайдя на пару сотен метров вглубь, он заприметил недалеко от основной тропинки небольшую и уютную полянку с поваленным деревом на ней. Усевшись на него и сложив руки на груди, Александр осмотрелся. На лес медленно опускалась мгла. Своими белыми лапами она обнимала каждое дерево, впивалась сероватыми когтями в каждую веточку, в каждый листик, проникала в самые густые и непроходимые чащобы, куда нога человека не то что не ступала — она боялась сделать даже шаг в их сторону. Опустилась она и на юношу. Он почувствовал это — с севера повеяло холодком.

— Ну вот я и один… — чуть слышно, почти шёпотом, промолвил Александр.

От осознания полнейшего уединения, от стелящегося тумана и иссиня-серых тяжёлых туч по рукам и ногам Александра пробежали мурашки, а тело окатила приятная дрожь. Он закрыл глаза и запрокинул голову, вдыхая влажный и свежий приозёрный воздух.

— Ни одна живая душа здесь меня не потревожит… — уже перешёл на шёпот юноша. — Затем, перейдя на свой второй родной язык, добавил, — dessa platser påminner mig mycket om mitt hemland… Jag undrar hur det går för mina föräldrar20?.. У матушки, должно быть, всё так же накрыт для меня стол… Как же хочется хоть на миг покинуть эту осточертевшую мастерскую!

Ветерок задул несколько опавших листьев прямо под ноги Александру. Тот с некоторым безразличием посмотрел на них, переведя затем взгляд на крону дерева.

— Всё-то ты, должно быть, знаешь, — чуть улыбнулся он, смотря на зелёный шатёр, что гостеприимно раскинулся над ним. — Ты видело много несчастий, горя и смерти. Под тобою гибли животные в борьбе за выживание, ты наблюдало, как высыхают старшие твои сородичи, ты знаешь, каково это — когда вокруг тебя летит вся жизнь, а ты стоишь и стоишь… Мудрое ты, должно быть?

Конечно, дерево не могло ответить ему на его человеческом языке. Однако листва в ответ на его речь затрепетала под порывом северного ветра, будто бы кивая. Заметив данное обстоятельство, Александр вновь ухмыльнулся.

«Здесь и деревья умеют слышать… — подумал юноша. — Пожалуй, не стоит их донимать своими размышлениями вслух. Их язык, язык деревьев — это молчание, вековое и стойкое. Помолчу и я…».

Сумерки окатывали долину всё больше и больше, всё стремительнее и стремительнее. Теперь лес, погружённый не только во мглу, а и в темень вечерней поры, стал похожим на место из народных сказок и поверий. Закрыв глаза вновь, в воображении Александра начали всплывать различные знакомые образы. Вот мать и отец, готовят дома в каменной печи хлебные лепёшки. Отец владел пекарней, поэтому изделия из муки ему давались лучше всех в их маленьком северном городке. Вот младшая сестрёнка Ингрид, всё клянчит у родителей горячий ещё хлеб. На улице сыро и холодно, а внутри их дома так уютно и так приятно пахнет… Вот реальное училище, куда он поступил после гимназии. Выстроенное из тёмного кирпича, оно скорее походило на крематорий, однако лица в нём были такие светлые и радостные! Учитель физики Карл Петерссон, сосед по парте Йорве. Вот первое его очарование — русская гимназистка Ольга Румянцева, которая всегда обижалась, когда её называли Хельгой… Все эти образы, непонятные решительно никому, представляли для Александра одно из самых ценных сокровищ. Его детство прошло счастливо, и воспоминания о нём не могли не отпечататься в его голове тёплыми сладкими помыслами. Однако на воспоминаниях о его первой любви его сознание внезапно перенесло его в студенчество, в те времена почти как год назад, когда он вместе с Ваней и Колей грезил о полётах и о членстве в эскадрилье. Тотчас в голове возникло приятное, милое личико с аккуратным носиком, розоватыми щёчками и алыми, похожими на лепестки нежного цветка, губами.

— Гладерика… — не смог сдержать молчания Александр.

Образ девушки, до сей поры прочно выстроившийся у него в воображении, мигом пропал.

«Не выходишь ты у меня из головы, — подумал юноша, впервые за долгое время опустив взгляд. — И за что же ты мне так приглянулась? Не могут же это быть лишь твои слова о мечте. Я был бы совершеннейшим дурачком, если бы очаровался столь незначительною деталью… До чего же дурной повод».

Эта мысль молнией пронзила его ум, резонируя в сердце некоторым беспокойством.

«Чем же я в ней очаровался? Да и очаровался ли я вообще? Что же это со мной, право?.. Сколько раз я вспоминал о ней? Боже мой, столько вопросов — а есть ли хоть один ответ?»

Становилось заметно темнее. Кроны деревьев с каждой минутой становились всё менее и менее приветливыми, облачаясь в угрюмые оттенки вечера.