— Молчишь, — продолжил Ваня. — И так по глазам всё видно. Ты ни на что, кроме как донимать своих ровесников глупыми приказами, не способен. Ты мне ещё с момента первой нашей встречи не понравился. «Подобные намерения будут восприняты мною как инсинуации, чем вы оскорбите мою офицерскую честь», кажется, так ты говорил? Ну, так где твоя честь, офицеришка? — ухмыльнулся Ваня. — Кидай перчатку, ну же. Сатисфакция не заставит себя долго ждать, уж поверь. По крайней мере, если этого не сделаешь ты — это сделаю я; и пусть пуля нас рассудит!
— Ваня, полно, — испуганно произнесла Гладерика. — Прекрати.
— Это уже не шутки, Ваня, отпусти его сейчас же, — настоял Стёпа.
— Его-то? — показал Ваня поворотом головы на испуганного Гришу и тут же разжал пальцы.
Тот отстранился на пару шагов назад.
— Т-ты, — сбивчиво и тихо начал он. — Хоть понимаешь, что ты только что сделал? Да тебе прямая дорога под трибунал и на каторгу. Я лично прослежу, — опять начал заводиться Гриша, пусть даже не с таким запалом, — чтобы лично полк конвоировал тебя пешком до Камчатки в шестипудовых кандалах.
— Только сперва я с удовольствием послушаю твои оправдания перед высшим командованием по поводу двух покалеченных подопечных.
— Молчать! Дашков, ты меня вывел из себя окончательно. Запомни: не видать тебе ни полётов, ни спокойной жизни в столице. Все вы такие, и ваш род всегда был таким, как ты.
— Да кто ты вообще такой, собака? — снова вспылил Ваня и хотел снова броситься на него, но Стёпа с Ваней Орловым удержали его.
Гладерика почувствовала, как к горлу подступает тяжёлый ком. Она была напугана и растеряна. Как она ни старалась сдерживаться, всё же через мгновенье с её щеки упала слезинка.
— Ещё раз вам всем повторяю: со мной шутки плохи, — говорил Гриша. — Я бы вас всех уже прямо сейчас отдал под трибунал. Тебя, Дашков, особенно. Почему я вынужден поучать вас как маленьких детей? Сколько, по-вашему, стоит аэроплан Друцкого, а? Ну, вы же не ответите… Вам всё поднесли на блюдечке — и вот чем вы отплатили.
Сквозь его сетования донеслись всхлипывания Гладерики. Девушка плакала, закрыв лицо руками. Плакала, но ничего не говорила.
— Дельштейн-Орлова, — обратился он к ней, — почему не слушаешь?
Но вместо ответа она расплакалась ещё больше.
— Говори больше, шут, — сказал презрительно Ваня. — Довёл девушку до слёз. Ты доволен?
— Гладерика… — уже намного мягче и с явным испугом в голосе сказал Гриша. — Прошу, отставить плакать.
Ваня Орлов подошёл к ней.
— Не плачь, сестричка, прошу тебя, — сказал он ласково, погладив её по голове. — Помнишь случай, как я чуть не сжёг весь дом, а нас потом отчитывала madame Бонне? Помнишь, с каким багровым от ярости лицом она смотрела на нас? Натуральный монстр! Чем Гриша сейчас похож на эту гидру тогда?
Гладерика вдруг ощутила некое едва ощутимое тепло, исходившее от дрожащей от страха руки своего двоюродного брата. Практически незаметное, оно всё-таки передалось ей.
— Случай и впрямь был страшный… — тихо произнесла она.
— Вот! То, что происходит сейчас, не намного страшнее. Ну же, Гладерика, выше носик, — сказал он и чуть нажал на её нос.
Сквозь слёзы Гладерика улыбнулась.
— Судари, — сквозь всхлипывания наконец произнесла девушка, немного придя в себя, — разве можно так? Гриша, мы очень виноваты перед тобой, перед Романом Ивановичем, перед Александром Фёдоровичем. Если ты исключишь нас из эскадрильи и представишь перед трибуналом, я покорно повинуюсь, ибо не знаю, как ещё искупить эту вину.
— Да, мы виноваты перед всем нашим командованием и перед Богом за такую провинность, — склонив голову, молвил Ваня Орлов. — Мы недостойны больше находиться в рядах эскадрильи. Признаю это.
Тем временем, Гриша окончательно успокоился.
— О вашем деянии будет доложено Роману Ивановичу. Это даже не обсуждается. Сейчас все, кто был в это время на аэродроме, будут вызваны на допрос в штабную палатку. Также моим приказом Дельштейн-Орлова, Дашков, Орлов, Кирсанов и Одинцов бессрочно заключены под стражу до особого распоряжения. Сейчас я бы хотел проведать пострадавших. Едва они излечатся, их так же ожидает заключение под стражу и суд. Всем всё ясно?
— Так точно.
— Для всех остальных — отбой!
Люди тут же разошлись по своим палаткам, а те, кто был в тот злополучный миг на лётном поле, остались стоять на холоде у штабной палатки. Ветер гулял по вновь стихшему аэродрому, на который только что свалилась тяжёлая и горькая ноша…
Глава 10. Совет