Золотые миражи

Шумилин пообещал помочь молодым, и слово свое старался сдержать. Он рассказал Николаю и Адини о подземном ходе, который имелся в Гатчинском дворце. Считается, что сделан он был еще в те времена, когда дворец этот принадлежал фавориту императрицы Екатерине II светлейшему князю Григорию Орлову. Потом, когда он был подарен деду Адини императрицей и перестроен придворным архитектором Антонио Ринальди, подземный ход, ведущий из алькова Парадной опочивальни в подвалы дворца, а оттуда – через парк к Серебряному озеру, был окончательно отделан и использовался цесаревичем Павлом Петровичем для развлечения гостей. Он любил устраивать сюрпризы гостям, таинственным образом исчезая из дворца и так же неожиданно появляясь в нем. На берегу Серебряного озера на небольшой деревянной пристани у грота «Эхо» его обычно поджидала лодка с гребцами. Путь из подземного хода мог продолжаться и на воде.

После злодейского убийства императора Павла, в Гатчинском дворце долго никто не жил, и о подземном ходе не вспоминали. Шумилин, хорошо зная историю дворца, решил показать его Николаю и Адини. Из алькова Парадной опочивальни через потайную лестницу они проникли на темную и узкую винтовую лестницу, а по ней на нижний этаж главного корпуса. Через туалетную комнату императора они прошли к другой, такой же темной и узкой винтовой лестнице в дворцовые подвалы, где, собственно, и начинался подземный ход.

Перед тем, как открыть замок тяжелой, обитой железными полосами входной двери, Шумилин посоветовал Адини и Николаю накинуть на себя теплые куртки.

– Там, в подземелье, довольно прохладно, – сказал Александр, – и достаточно сыро. Потому зимняя обувь и теплая непромокаемая куртка будут не лишними.

Николай сбегал за одеждой и обувью, а Шумилин, видя волнение и даже испуг в глазах Адини, взял в свою руку тонкую кисть девушки. Та с благодарностью посмотрела на него.

Вскоре пришел Николай с ворохом одежды и обувью. Он прихватил с собой большой аккумуляторный фонарь.

– Думаю, что освещение там похуже, чем в питерском метро, – усмехнулся он.

Скрипнула давно не смазанная дверь, и они вошли в облицованный серо-коричневым известняком низкий сводчатый коридор. Луч фонаря пробежался по стенам подземелья. С потолка сорвалась капля воды и упала на нос Адини. Та испуганно вскрикнула и прижалась к мужу.

– Вперед, друзья! – воскликнул Шумилин. – Нам надо пройти всего какие-то сто тридцать метров.

Гулкое эхо его слов отразилось от сводов подземелья. Адини, услышав все это, рассмеялась. Ее звонкий хохот снова повторило эхо.

– Теперь вы понимаете, – сказал Шумилин, – почему грот, куда выходит этот подземный ход, получил название «Эхо».

Ступая в натекшие на пол и замерзшие лужи, они дошли до конца подземелья и постояли немного на берегу Серебряного озера.

– Я ожидал большего, – с деланым огорчением произнес Николай. – Разве это подземелье?! Где скелеты, прикованные к стенам ржавыми цепями? Где воющие и плачущие привидения? Ничего похожего мы так и не увидели.

Адини радостно рассмеялась и, схватив в ладонь горсть талого снега, попыталась сунуть его за шиворот мужу.

Вечером, когда Шумилин и Николай сидели в кабинете и обсуждали какой-то не очень важный вопрос, Александр неожиданно перебил своего собеседника и, глядя ему в глаза, произнес:

– Слушай, Коля, а ты что, действительно ничего не знал об этом подземелье?

– Нет, дядя Саша, – ответил Николай.

– Плохо, очень плохо. Да и я тоже хорош – забыл о нем, хотя год назад, будучи на экскурсии в Гатчине, видел его и даже немного прошелся по нему.

– А что ж в этом плохого? – поинтересовался Николай.

– Плохо, Коля, в том, что об этом потайном ходе могли вспомнить и другие люди. Нехорошие люди. Они могли тайком высадиться на берегу Серебряного озера, пройти через грот «Эхо» и подземелье прямиком в подвал дворца, а потом… Ты понимаешь, Коля, что может произойти потом.

– Я понял вас, дядя Саша, – произнес немного побледневший Сергеев-младший. – Я завтра же поставлю на дверях подземного хода надежные замки и продублирую их сигнализацией. И вообще, надо поостеречься, как вам, так и императору. Ведь скоро в Петербург должны прибыть англичане. А от этих мерзавцев можно ожидать любые гадости.

* * *

Вильям Аллен, сенатор от штата Огайо, оказался грузным человеком с двойным подбородком на некрасивом, но волевом лице, огромным носом и волосами пепельного цвета, столь курчавыми, что, если бы Джакопо не знал, что тот родом из Огайо, то мог бы предположить то, что на американском Юге именуют «мазком дегтя» – негритянского предка по одной из линий собеседника. Глаза сенатора, казалось, пронизывали насквозь корсиканца, и тот внутренне сжался – ведь он был совсем не тем, за кого себя выдавал. Но обо всем по порядку.