Золотые миры

Ползли к высокому молу
Тяжёлые корабли.
Пронизывал резкий холод
И ветер мирной земли.

Дождливо хмурилось небо,

Тревожны лица людей.
Бродили, искали хлеба
Вдоль керченских площадей.
Был вечер суров и долог
Для мартовских вечеров.
Блестели дула винтовок
В пьяном огне костров.

Сирена тревожно и резко

Вдали начинала выть.
Казаки в длинных черкесках
Грозили что-то громить.

И было на пристани тесно

От душных, скорченных тел.
Из чёрной, ревущей бездны
Красный маяк блестел.

V. «Нет, не победа и не слава…»

Нет, не победа и не слава
Сияла на пути.
В броню закованный дреднаут
Нас жадно поглотил.

И люди шли. Их было много,

Ползли издалека.
И к ночи ширилась тревога
И ширилась тоска.

Открылись сумрачные люки,

Как будто в глубь могил.
Дрожа не находили руки
Канатов и перил.

Пугливо озирались в трюмах

Зрачки не знавших глаз.
Спустилась ночь — страшна, угрюма,
Такая — в первый раз.

Раздался взрыв, тяжёлый, смелый.

Взорвался и упал.
На тёмном берегу темнела
Ревущая толпа.

Все были, как в чаду угара,

Стоял над бухтой стон.
Кровавым заревом пожара
Был город озарён.

Был жалок взгляд непониманья,

Стучала кровь сильней.
Волнуясь, что-то о восстанье
Твердили в стороне.

Одно хотелось: поскорее

И нам уйти туда,
Куда ушли, во мгле чернея,
Военные суда.

И мы ушли. И было страшно

Среди ревущей тьмы.
Три ночи под четвёртой башней,
Как псы, ютились мы.

А после в кубрик опускались

Отвесным трапом вниз,
Где крики женщин раздавались
И визг детей и крыс.

Там часто возникали споры:

Что — вечер или день?
И поглощали коридоры
Испуганную тень.

Дрожа, ощупывали руки,

И звякали шаги.
Открытые зияли люки
У дрогнувшей ноги.

Зияли жутко, словно бездны

Неистовой судьбы,
И неизбежно трап отвесный
Вёл в душные гробы.

Всё было, точно бред: просторы

Чужих морей и стран,
И очертания Босфора
Сквозь утренний туман.

По вечерам напевы горна,

Торжественный обряд.
И взгляд без слёз, уже покорный,
Не думающий взгляд.

И спящие вповалку люди,

И чёрная вода.
И дула боевых орудий,
Умолкших навсегда.

10/ VI, 1924

«Ах, не надо больше душных зелий…»

Ах, не надо больше душных зелий,
Ах, не надо больше ярких крыльев.
На душе — холодное веселье,
На душе — дрожащее бессилье.

И не надо фраз, глухих и зыбких,

И не надо больше лести грубой.
Скованы спокойною улыбкой
Прежде неулыбчивые губы.

20/ VI, 1924

«Когда я душу ломала…»