Золотые миры

Сквозь холодный туман загорелась заря,
Бледный свет в полутьме расстилается,
От молчанья ночного очнулась земля
И в безмолвной тоске пробуждается.

И сильнее печаль мое сердце гнетет,

Тихо песня звучит безответная…
Раб житейской нужды, раб житейских невзгод,
Я люблю тебя, ночь беспросветная.

Ночь в холодном тумане укроет меня,

Когда в мрачном лесу укрываюсь я,
Когда с острым ножом, свою долю кляня,
Над добычей ночной насмехаюсь я.

Пусть лишь ночью, во тьме, льются кровь и вино

И блестят груды злата холодного,
Пусть от взоров людских будет скрыто оно,
Это зло всего мира голодного.

Это зло и мечта, золотая мечта…

Проясняются дали туманные.
О, замолкни унылая песнь навсегда,
Смерть, приди же скорее, желанная!

1. IX. 1920. Симферополь

Тема смерти вообще часто встречается в стихах Ирины, во все времена, причем она трактуется несколько необычно. Иногда смерть рассматривается, как желанная избавительница, как переход в лучший мир и т. д. В этом отношении интересно одно стихотворение, написанное ею в Симферополе. Ирине очень нравился мотив похоронного марша «Вы жертвою пали», который она много раз слышала, начиная с Харькова. Это стихотворение, написанное, правда, в другом размере, вносит в печаль смерти примиряющие ноты.

ТРАУРНЫЙ МАРШ

То не печаль, тоска немая,
Летит над хладною землей,
То смерть, великая, святая,
Красой невинною сверкая,
Уносит душу в мир иной.

Увяла юность удалая,

Холодной жизни красота,
Поблекла радость молодая,
Печать молчанья роковая
Легла на мертвые уста.

Чело не дышит вдохновеньем,

Не блещет страсть в его очах.
За погребальным слышно пеньем,
Как плачет ветер с сожаленьем,
Как плачет туча в небесах.

Но тот, чье сердце не забьется,

Кто тайну мира разгадал,
Кто на мольбы не отзовется,
Кто спит и больше не проснется,
Тот узы жизни разорвал.

Не видит день весенний мая,

Не слышит погребальный звон.
Пред ним предстала цель иная,
Он зрит красу святого рая,
Иное счастье видит он.

Он спит на крыльях упоенья,

Он видит ряд желанных снов.
Не пробудят в нем сожаленья
Ни слезы ближних, ни моленья,
Ни грустный звон колоколов.

29. V. 1920. Симферополь

Этому стихотворению предшествовала следующая запись в дневнике 22 мая: «…Завтра мы, должно быть, с папой Колей пойдем прививать холеру. Говорят, что с этой прививкой можно получить холеру и в несколько часов умереть. Вот, если бы мне получить ее! Сейчас это, кажется, самое искреннее желание. Да, я хочу умереть. Жизнь мне не дала того, что от нее требуется. Самое прекрасное, самое святое в мире — это смерть. И я жду ее, жду с нетерпением! Как бы хорошо сейчас умереть, тихо, незаметно; похоронят меня на уютном симферопольском кладбище, где-нибудь рядом с бабушкой; поставят черный крест с моим стихотворением (для этого можно сочинить надгробное слово), и ничего не буду я слышать, не видеть, ничего не чувствовать. Но зато я постигну великую тайну мира, узнаю то, что не знают живущие. Ах, как хорошо умереть!!»

Конечно, это «литература», но именно поэтому она интересна, как комментарий к этому стихотворению.

***