Он ступал на перты марса-рея, лихорадочно торопился застегнуть карабин страховочного пояса за заспинник и наваливался животом на рей. Туловище перегибалось. Ноги начинали мерзко дрожать. В глазах плыли белые круги. Он ничего не соображал. О дальнейшем подъеме нечего было и думать. Даже на такой высоте работать он пока не мог. Как слепой, нащупывал Димка выбленки и медленно спускался по вантам.
— Как сегодня? Лучше? — участливо спрашивал Гуков, заглядывая Димке в глаза.
— Мне кажется, все так же. Как доберусь до нижнего марса-рея, так и стоп. Выше подняться не могу.
Прошло еще несколько тренировок, и после одной из них Гуков сказал:
— Сегодня ты подвинулся к самому ноку реи.
Он говорил правду. Роганов постепенно привыкал к высоте. Незаметно для самого себя, он свободнее передвигался по рею, до марса поднимался теперь очень легко, у него меньше кружилась голова, он мог уже смотреть вниз. Надо было еще несколько ночей таких тренировок, чтобы окончательно победить страх и работать на самом верху. Но случилось непредвиденное.
Однажды, когда курсанты тренировались, Шведов вышел на палубу. Он остановился, поднял голову, с удовольствием наблюдая, как быстро бегут вниз по вантам курсанты. У мачты стоял боцман с секундомером. Когда последний практикант спустился и встал в строй, капитан подозвал Мишу.
— Какие результаты, боцман?
— Нормально. Сорок пять секунд.
— Надо быстрее. Сорок секунд — не больше. Тогда с «Ригелем» можем потягаться. А почему я никогда не вижу Роганова на постановке и уборке парусов, на тренировках. Ты что его не посылаешь наверх?
Шведов посмотрел на Мишу. Боцман молчал.
— Так в чем дело?
— Он не может еще работать на реях, Анатолий Иванович, не привык к высоте, а так хороший, знающий и старательный курсант, — неохотно ответил Миша. — Разрешите идти?
Шведов недовольно покачал головой:
— Напрасно ты не сказал мне об этом раньше. Приучать надо, поднимать на беседке привязанным. Ведь сам прекрасно знаешь, что надо делать в таких случаях.
— Стесняется парень. Обещал сам привыкнуть.
— Стесняется… — Шведов пожал плечами. Он взглянул на строй практикантов. Они тихо переговаривались, ожидая, когда их отпустят. Учения закончились.
— Роганов! — позвал капитан.
Димка вышел из строя, подошел к Шведову, стал по стойке «смирно».
— Не надо бояться высоты. Моряк не должен ее бояться, — тихо, чтобы не слышали в строю, сказал Шведов. — Докажите, что вы не трус. С вами ничего плохого не случится. Вас страхует тросик с карабином. Идите на бом-брам-рей. Сразу.
— Товарищ капитан, — умоляюще проговорил Роганов. — Я еще не готов. Я пробовал, но пока еще… Очень прошу, не посылайте. Ведь смеяться будут.
— Не трусьте, Роганов. Только раз преодолеете страх — и навсегда. Идите, не бойтесь.
— Анатолий Иванович…
Видя, что Роганов не двигается, Шведов громко и жестко, будто отдавал команды в море, приказал:
— Курсант Роганов, на бом-брам-рей! Быстро!
Роганов повернулся и деревянным шагом подошел к вантам. Все головы повернулись к нему. Боцман неодобрительно смотрел на капитана.
— Не дрейфь, Димка! — крикнул Гуков из строя. — Не дрейфь!
Но Роганов не услышал этого дружеского голоса. Он смотрел на ванты и думал лишь о том, чтобы не опозориться, не оказаться смешным. Белые круги пошли перед глазами. Он подошел к вантам, ступил на первые выбленки и медленно, неуверенно переставляя ноги, полез наверх. До марсовой площадки Димка добрался сравнительно быстро. Помогли ночные тренировки. Он остановился, передохнул, посмотрел вниз. Там расплывчатыми пятнами качались задранные вверх головы курсантов. Белые круги в глазах замелькали быстрее, голова закружилась. Роганов стиснул зубы и, стараясь больше не смотреть вниз, полез дальше. Он ненавидел Шведова.
«Зачем послал на посмешище. Зачем? Сволочь, свинья — мелькало в Димкином затуманенном мозгу. — Просил ведь. Объяснял. Ну, ничего. Только бы долезть, только бы не опозориться перед всеми… Назад дороги нет. Я докажу им».
Он перебрался на брам-стень-ванты. Руки ослабели. Роганов опять непроизвольно посмотрел вниз. Палубы он не увидел. Внизу блестящее, холодное расстилалось море. Роганов закачался, судорожно вцепился в выбленки…
…Шведов стоял, засунув руки в карманы тужурки. Видя неуверенные движения Роганова, он уже сожалел о том, что послал его на мачту.
«Почему я это сделал? Парень не готов. Сумеет ли он преодолеть страх? Вот так, сразу… Неправильно, черт возьми, напрасно…»
Роганов замер на вантах.
— Вниз, Роганов! — крикнул капитан и, заметив, что курсант не двигается, повторил: — Немедленно вниз, Роганов!