— Вспомнила. Харьков вспомнила, себя вспомнила… Такая же была, как и ты. Белокурая, тоненькая, боевая. Можно, я тебя на «ты» буду называть? Вот убежать от фрицев не сумела. Два раза с поезда уходила. Один раз даже стреляли в меня. Не удалось.
— Родные у вас остались в Союзе?
— Близких родных нет. Все погибли.
— Вам разве не интересно узнать, как мы живем? Ничего не спрашиваете.
— А я знаю, как вы живете, — с достоинством ответила хозяйка. — Мы «Правду» покупаем. Я книги выписываю. Симонова недавно прочла «Живые и мертвые». Хорошо написал.
— Да вы прямо молодец, Нина Федоровна.
— Молодец не молодец, а советская женщина. Как была, так и осталась. Это ничего, что тут живу. Я русская. Погодите минутку. — Хозяйка встала, скрылась в комнате и вскоре вернулась, держа в руках синюю коробочку. — Вот.
На красном бархате лежала медаль норвежского Сопротивления. На оборотной стороне было выгравировано: «Нине Гнатенко».
Нина Федоровна с гордостью глядела на курсантов, пока те разглядывали серебряный кружок.
— Зря их тут не давали. Вот поеду домой, надену.
— Поедете? Когда?
— Если все будет хорошо, на будущий год. Повезу Эрика на свою родину. Покажу ему, как у нас вишня цветет, какие домики белые… Пусть знает, о чем я тоскую. Мы поедем на Харьковщину. Да вы пейте, пейте.
— Спасибо, Нина Федоровна, — сказал Тронев, вставая. — Все было очень вкусно.
— Приходите к нам на «Ригель» с мужем. Посмотрите, что за парусник, как мы живем, — пригласила ее Зойка. — Как вы думаете, ребята, можно?
— Думаю, можно, — неуверенно сказал Тронев. — Только у капитана надо попросить разрешение.
— Мы капитану про вас расскажем, — сказала Зойка. — Обязательно приходите. Спасибо за кофе.
— Дай я тебя поцелую, Зоенька, — Нина Федоровна обняла Зойку, поцеловала.
— Интересная женщина, — проговорил Димка, когда они вышли из кафе. — Ну и судьба…
Они брели по улицам, останавливались перед витринами, с любопытством рассматривали публику. Мимо них пробегали девчонки в брючках и ярких спортивных курточках, проходили солидные норвежцы в добротных пальто, на углах стояли юноши с непокрытыми головами, в коротких плащах.
Часто встречались невысокие, опрятные кирпичные дома какого-то особенного вишневого цвета с белыми оконными рамами. Почти в каждом — лавочка.
На центральной площади, с верха высокой круглой колонны, викинг, закованный в латы, смотрел на шумный базарчик с чистыми лотками под полосатыми тентами.
Невысокие домики, черепичные крыши, ратуша, базар — все очень походило на театральную декорацию.
— Интересно, кому это? — спросила Зойка. — Посмотрим?
Они подошли к колонне, и Димка прочел:
— Улаф Первый Трюгвессен. Король, основатель города.
— Ты можешь быть гидом. Все знаешь. Сколько в Тронгейме жителей? — спросил Тронев.
— Около шестидесяти тысяч, если верить энциклопедии. Хочешь быть гидом — нужно побольше читать, поменьше бельем заниматься…
— Ладно, ладно. Каждому свое, — засмеялся Тронев.
Курсанты обогнули площадь и очутились у красивого готического собора.
— Господа, прошу обратить внимание, — подражая гиду, начал Димка. — Перед нами знаменитый Тронгеймский собор. Здесь короновались семь королей и три королевы. Редкая архитектура дает право норвежцам гордиться этим собором. Прошу вас зайти внутрь…
Они очутились под высоченными сводами. Гулко отдавались шаги на каменных плитах. Посетителей, кроме них, не было. К курсантам подошел служитель и что-то спросил по-норвежски. Димка вытащил из кармана маленькую книжечку и не очень уверенно, по складам прочел:
— Ви’ виль, бэс’э…[4]
— Ну и парень! Уже по-норвежски научился, — восхитился Тронев.
Старик кивнул и повел их в центр собора. Там лежала «Книга павших». В нее были занесены десятки тысяч норвежцев, отдавших свою жизнь в борьбе с немецкими оккупантами.
Они стояли, опустив головы. Старик что-то говорил, объяснял.
— Уйдем отсюда, — попросила Зойка. — Грустно очень.
Они вышли на главную улицу.
— Понравился Тронгейм? — спросил Виктор.
— Миленький город. Мне бы в Париж попасть, посмотреть, — мечтательно сказала Зойка, и глаза ее затуманились. — Я с детства почему-то о нем думаю. Читала много. Кажется, каждую улицу знаю. Не потерялась бы.
— Попадешь когда-нибудь, если очень захочешь. Я верю, что если человек очень хочет, то он может. Приходи, Димка. Сходим еще раз, побродим.
— Ладно, зайду. Сколько мы стоять здесь будем? Наверное, нас еще на экскурсию по окрестностям повезут. Привет!
Димка попрощался и пошел к себе на «Алтаир».
На «Ригеле» долго не спали. Многие курсанты побывали на берегу и делились впечатлениями. Первый заграничный порт! Все ново, все интересно.
— Я ожидал большего, — сказал Курейко, укладываясь на койку. — Ничего особенного. Меня поразила только чистота.
— А чего бы ты хотел? Маленький город. С чем сравниваешь? С Москвой?
— Да не с Москвой, а вообще… Думал, что увижу что-нибудь совсем непохожее. Те же люди…
— Совсем другие, — возразил Батенин. — И обычаи не те, и выглядят по-иному. Медлительные, молчаливые…
— Всякие встречаются.