Золотые нашивки

— Ну, а как ты, Витька, погулял с нашей княгиней? — насмешливо спросил Орлов. Он уже разделся и собирался лечь.

— Нормально, — неохотно отозвался Тронев.

— Я все жду, когда же ты ее обкрутишь. Не скрывай. Отметим такое событие.

— Слушай, бросил бы ты трепаться, — проговорил Виктор, подходя к Орлову. — Нехорошо. Ну, чего ты привязался к девушке? Знаешь же, что Зойка девчонка порядочная. Сам пробовал, да получил по носу.

— И чего ты ее так идеализируешь? — вспыхнул Орлов. — Она такая, как все. Была у меня одна знакомая, плавала на «пассажире». Все они, судовые, одинаковы. Сегодня с одним, завтра с другим. А как может быть иначе? Судно в море, тридцать гавриков и одна баба?

В кубрике наступило неловкое молчание.

Тронев рванул Орлова за полосатую тельняшку так, что она затрещала.

— Ты что, спятил, дурак? — замахнулся на него Орлов. — По роже захотел?

— Прекратить сейчас же! — заорал Батенин, староста группы, видя, что ссора сейчас перейдет в драку. — Не подходи к нему, Витька!

Курсантов разняли.

— Расходись! — крикнул Батенин, становясь между противниками. — Расходись!

— Не бойтесь. Ничего не будет, — проговорил Тронев, тяжело дыша. — Только я хочу ему сказать. При всех. Если ты, козья морда, еще раз позволишь себе оскорбить Зойку, я тебя при случае выброшу за борт, сволочь. Я повторяю, она мне никто. Но мы ее все знаем…

— Правильно, Витька! Все для него одинаковые…

— Влюбленный Ланселот! За борт выкинет! Не много ли на себя берешь? — проговорил Орлов из другого конца кубрика, где стояли несколько курсантов, готовых его остановить, если он попытается начать драку. Но Орлов не жаждал продолжения.

— Ладно, — сказал Батенин. — Было и прошло. Вообще-то, Орел, ты свинья. Позволяешь себе много лишнего. Схлопочешь когда-нибудь по роже. И кто даст — прав будет. Не трогай Зойку. А теперь — давайте сменим пластинку. Видели, как «Ригель» в газете расписали?

— Видели. Мне одна норвежская фрёкен газету на память подарила. Буду дома показывать, — сказал Курейко.

— Мы сегодня с Гусаровым весь город обошли, — похвастался Торчинский. — А знаете, где фашисты подводные лодки прятали? У них здесь ангар железобетонный был. Мы на него случайно набрели. Толщина — во! А все равно разгромили. Не спаслись фашисты.

— Хороший народ норвежцы. К нам хорошо относятся. Какой-то рыбак увидел нас, схватил меня за руку, что-то начал рассказывать по-своему, я только одно слово понял: «Саша». Про какого-то Сашу все вспоминал. Пока мы с ним объяснялись — вокруг нас целая толпа собралась.

— На одной витрине я видел бутылку… — влез в разговор Курейко.

— Только и заметил что бутылку?

— Да вы подождите, послушайте. Бутылка, а в ней парусник с мачтами и парусами. Как его туда запихали — никак понять не могу! Горлышко-то узкое…

— Нашел чему удивляться. У нас тоже такие делают. Любители.

— Может, и делают, а все-таки как парусник туда засунули? Объясни мне, пожалуйста, если такой умный.

— Очень просто. Все мачты и реи просовывают в лежачем положении, а потом длинным пинцетом поднимают. Вот так.

— Не выйдет, пожалуй. Пинцетом! Ну, ты и даешь!

— На девчонок обратили внимание? — спросил: Орлов. — Все либо в брючках, либо в юбчонках до пупа. Наших далеко переплюнули. Прямо дикость какая-то.

Виктор не слушал, о чем говорили курсанты. Он закрыл глаза и представил себе Зойку, ее косички, вздернутый носик, чуть раскосые глаза. Подумал: «Ты сказала, что я для тебя никто. А кто ты для меня? Не знаю… Почему-то я хочу всегда сделать что-нибудь такое, чтобы тебе понравилось, чтобы ты сказала: «Молодец, Витька!» А ты молчишь»…

«ТРИНИТИ»

На второй день стоянки баркентин в Тронгейме на горизонте появилось маленькое белое облачко. Сначала на него никто не обратил внимания. Но вот, словно вынырнув из воды, возник парус. За ним второй, третий… Они громоздились в белую пирамиду. Наконец под этим высоким сооружением появилось черное пятно — корпус судна. Скоро можно было с уверенностью сказать, что в порт идет большой парусник. Вахтенный помощник на «Ригеле» даже определил, что это четырехмачтовый барк. Экипажи «Алтаира» и «Ригеля» высыпали на палубы своих судов.

Дул легкий встречный ветер, и корабль медленно двигался к входу в гавань. Навстречу ему из порта резво бежали два буксирчика. Видно было, как люди на паруснике быстро поднимались по вантам и вдруг, будто по велению волшебника, на всех мачтах исчезли паруса. Буксиры трудолюбивыми муравьями вертелись около огромного судна. Вот они впряглись в свои «вожжи» и потащили барк через ворота в гавань. Парусник провели мимо «Алтаира» и «Ригеля» на заранее приготовленное для него место у причала. На гафеле развевался английский флаг.

На «Ригеле» курсанты окружили Нардина.

— Владимир Васильевич, как плохо он вошел в порт, не то что мы, правда?

— Мы не сможем посмотреть их судно?

— Вы заметили? Барк называется «Тринити».

— Хорошо бы их пригласить к нам.

— Пригласи. Будешь объясняться с ними на птичьем языке или как людоед — на пальцах.

— Ну уж и сказал. Кое-что и мы умеем.

— Надо было получше учить язык, поменьше за девчонками бегать.