— Простите. Я просто дивился вашей удивительной красоте, — ляпнул он, хотя и не намеревался говорить это вслух.
— Что ж, в таком случае можете молчать и отвлекаться сколько вам угодно, — хихикнула она.
Брайант нахмурился.
— Джек, вы косноязычны?
— Наверное. Я не привык к такой прямоте.
— Насколько я слышала, вы привыкли к одному только восхищению.
Он пожал плечами. К нему отчасти вернулось душевное равновесие.
— Я так не сказал бы.
— А многие говорят.
Он решил переместиться на не столь опасную территорию и спросил:
— Как вы себя чувствуете после возвращения?
— Странно, удивительно, утомительно, весело.
— Все сразу?
— Именно так! Золотые Поля для меня загадка. Бангалор я знаю, но это место — нет, так что мне, пожалуй, немного неуютно, но в то же время и интересно. Конечно, я рада вернуться домой, к семье, но в Лондоне было великолепно.
— В самом деле? Мне Лондон запомнился вовсе не таким.
— Вы были там?
— Я оттуда! — с негодованием произнес он.
— У меня сложилось впечатление, что вы из Корнуэлла.
— Так оно и есть. Но прежде чем отплыть в Индию, я провел много времени в Лондоне. Мне он показался грязным, дорогим и бездушным городом, где очень одиноко.
В первый раз с момента знакомства Джек заметил, что Айрис утратила спокойствие.
— В самом деле? — Ее вид внезапно стал несчастным.
— Я там был отверженным — кузен Джек, отнимающий работу у лондонца. Мой акцент выдавал меня. Я просто не вошел в тамошнее общество, ни в какую его часть. Завидую вам, что вы так легко вписались.
Она закусила губу, внимательно глядя ему в лицо, и тихо выпалила:
— Я не вписалась.
Он с удивлением посмотрел на нее, но ничего не сказал, ожидая продолжения. Глаза девушки внезапно повлажнели.
— Я никогда не чувствовала, что мне действительно рады. Я поехала туда гувернанткой, но со мной обращались как со служанкой. Я посылала домой веселые письма, потому что не хотела расстраивать родителей и чувствовала, что сама во всем виновата, но, Джек, Лондон был для меня кошмаром. Честно говоря, я не могла дождаться, когда вернусь домой.
Было видно, что она вот-вот расплачется. В ее прекрасных глазах блестели слезы.
Джек был поражен. Он не ожидал, что завяжется такой серьезный разговор. Окинув взглядом танцевальную площадку, Брайант заметил, что Нед вальсирует с Элеанор Джонс.
— Айрис, может быть, вы хотите подышать свежим воздухом?
Она кивнула. Джек же намеренно не повел ее к выходу, а подошел к бару, остановился у стойки, где подавали лимонад и откуда она могла проскользнуть в боковую дверь. Джек не сомневался, что кто-то непременно их заметит — так бывает всегда, — поэтому намеренно держался от нее на расстоянии. Демонстративно закуривая, он извлек из нагрудного кармана платок и протянул ей.
— Нет, не надо, — шмыгая носом, попыталась возразить она. — Вы испортите свой идеальный вид.
Презрительно фыркнув, он выпустил облако дыма и прислонился к стенке.
— Вы хорошо себя чувствуете?
Кивая, она быстро промокнула глаза его носовым платком и пролепетала:
— Простите. Об этом никто не знает.
— Даже Нед? Мне казалось, вы очень близки.
— Да, но я хотела, чтобы все считали, что у меня там все было как нельзя лучше. — Она вздохнула. — Знаете, здесь все мечтают о поездке в Англию. Не хотелось рассеивать их иллюзии.
— Точно. Я никак не могу взять этого в толк. Они родились здесь, а ведь говорят, что место, где человек появился на свет, навсегда остается у него в сердце. Что касается меня, то я мечтаю вновь увидеть Корнуэлл просто потому, что там мой дом. Если же моя нога ни разу в жизни больше не ступит на лондонскую землю, то это я переживу совершенно спокойно. Наверно, я буду сильнее тосковать по Золотым Полям, чем по Лондону. — Брайант с облегчением заметил, что Айрис осушила свои слезы.
— Простите, Джек. Не знаю, что на меня нашло. Просто-напросто я очень рада вернуться домой. А Англию пускай оставят себе. — В ее тоне зазвучала горечь. — Я получила самое лучшее образование в частной школе в Бангалоре, закончила ее на «отлично». Я говорю по-английски лучше многих лондонцев, одеваюсь у частного портного, имею сбережения — и все равно на меня смотрели свысока, как на какую-то бедную иммигрантку.
— Не понимаю, — с удивлением заметил он.
— Я тоже не понимала. Я поступила на работу в качестве гувернантки, но в семье, где жила, ко мне относились с полным презрением. Мама с нашими айя никогда не разговаривает так, как общались со мной в семье Фицгиббон. Я слышала, как во время беседы со знакомыми она называла меня цветной и индийской девушкой, насмехалась над моей манерой говорить. Из-за этого некоторые их гости обращались ко мне на пиджин-инглиш, так как считали, что нормальный английский я не пойму. Последней каплей стало, когда хозяйка попросила меня не учить Луизу и Милли стихам, чтобы они не переняли мой акцент. Я до сих пор не могу спокойно об этом думать! — Девушка в ярости топнула ногой.
— А как же вечеринки в высшем обществе, о которых рассказывал Нед, и… Париж?