Золотые века [Рассказы]

Эксперимент послужил лишь тому, чтобы укрепить его неуверенность в завтрашнем дне. Как бы он ни боялся такого исхода, когда-нибудь кубинке суждено вернуться, и основы их дома пошатнутся. Годы шли, и совместная жизнь заставила Альфреда ценить Марту превыше любовной страсти. Цепи, связывавшие супругов, были прочнее и надежнее, чем узы брака; и бедняга уже не мог представить себе жизни вне той устойчивой атмосферы, которую создавала для него жена. И несмотря на это, пока шкаф царил в их спальне, пока он доказывал своим присутствием, что страсть, внушенная Альфреду кубинкой, могла однажды зародиться в его сердце, несчастный был не в силах успокоиться. А что, если вся их супружеская жизнь была обманом? И самое главное: как он поступит, когда кубинка вернется?

Мужчины носили белые круглые шляпы, а купальщики — майки в синюю поперечную полоску. Однажды Альфред и Марта поехали с другими семейными парами на прогулку, рассчитывая взять напрокат двухместные велосипеды. Однако в последнюю минуту оказалось, что тандемов на всех не хватает. Нашей паре достался трехместный велосипед, и весь день им пришлось ездить с одним пустым сиденьем — или с невидимым спутником, если это вам больше нравится. Заметим, что Альфреду никогда раньше не доводилось видеть Марту такой счастливой. На природе она выглядела вольной птицей и кокетничала со всеми мужчинами, принимавшими участие в прогулке. Он не обижался на ее безобидную игру: иногда замужним женщинам хочется верить, что они еще способны пробудить в ком-нибудь нежные чувства. То один, то другой из приятелей спрашивал его, не тяжело ли ему везти тандем с тремя сиденьями. И к тому же хихикали.

■

Достигнув сорокалетия, Альфред постиг, что любовь, не переваренная должным образом, может отравить как прошлое, так и будущее. Он часто думал о Марте и не реже того — о кубинке, но шкаф мешал его счастью с обеими женщинами. Однако именно в эту эпоху жена стала раздражать его.

Если бы только ему довелось хотя бы один раз испытать к ней такую же страсть, которой он воспылал к кубинке, Альфреду не пришлось бы всю жизнь сражаться с призраком, способным в один прекрасный день обрести плоть. С другой стороны, если бы он успел изучить недостатки кубинки, ему было бы куда проще отречься от нее, потому что тогда она представала бы в его воображении как человеческое существо, каким и была на самом деле, а не как идеальный образ любви. Но этого не случилось — такова ирония судьбы — из-за нехватки времени.

В эти годы Альфред не раз задавал себе вопрос: почему бы ему не поговорить с Мартой начистоту и не рассказать во всех подробностях о давнишнем происшествии, ожидая встретить понимание и снисходительность? Ведь они были мужем и женой и их отношения основывались на взаимном доверии. Однако нрав Марты не позволял ему откровенничать с ней. Казалось, что в день свадьбы они подписали тайный договор, и в нем перечислялись все темы, обсуждение которых супругам категорически запрещалось. Стоило Альфреду только попытаться нарушить договор молчания, как его жена прикрывалась своими слабостями, точно щитом. Болезни века преследовали ее, сменяя друг друга, как тенденции моды. Сначала это были обмороки: иногда мозг Марты получал недостаточно кислорода, и она неожиданно теряла сознание. Позднее жена Альфреда стала невероятно искусной истеричкой. И наконец, спустя несколько десятилетий, начала страдать от депрессий. Не надо было обладать исключительными умственными способностями, чтобы понять: Марта заболевала всегда, когда хотела покончить с обсуждением какой-нибудь темы.

По ночам, перед сном, воображение Альфреда рисовало ему картины разных бед, и он желал, чтобы они приключились с Мартой: вот трамвай отрезал ей голову, вот она заболела какой-то странной болезнью и мечется в жару, вот с ней случается еще какое-нибудь непредвиденное несчастье. Пусть она исчезнет, но так, чтобы ответственность за ее гибель не легла на него. Это сделало бы его безмерно счастливым, хотя одновременно он испытал бы совершенно искреннюю грусть. Ему пришло в голову: „А что, если я посажу ее в шкаф, ведь замуровывают же людей живьем в стену?“ Это было бы безупречное преступление, однако совершить его мешало одно обстоятельство: дело в том, что Альфред был не преступником, а хорошим человеком и хорошим отцом. Он бы скорее согласился принять муки, чем тронуть хотя бы один волос на голове Марты. Но эти противоречия точили его сердце. Ему одному было известно, насколько ненавистной может стать человеку любовь. Прожить всю жизнь влюбленным в женщину, которую он не мог любить, и всю жизнь любить другую, в которую он никогда не был влюблен!