О Кушниренко больше не говорили. Вернулся безногий Микола. Он вынул из своей нищенской сумки бузиновую цевку и подал Петровичу. При слабом свете каганца Петрович стал читать очередное послание Олеся.
— Слушай, что Искатель сообщает. Ты только послушай! — после паузы обратился он к Кудряшову. — Министерство Розенберга собирается издать в ближайшее время «Новый земельный устав» для Украины. Колхозы ликвидируются, а вместо них — общественные хозяйства. Да это же новая барщина!
— Вот так Искатель!
— Я же говорю: с такой молодежью можно смело глядеть в будущее.
— Нужно немедленно информировать об этой барщине народ. Пусть готовится к отпору.
Стали составлять текст листовки для крестьян.
А в это время над Киевом рокотал одинокий самолет. В ночном небе замелькали тысячи и тысячи белых лепестков. Они безмолвно сообщили, что Светлана счастливо добралась до своих и посылала с Большой земли привет однополчанам невидимого фронта…
III
— Я жду объяснений, господин бригаденфюрер! — вскричал Рехер вместо приветствия, влетая в кабинет главного эсэсовского деятеля. — Я требую от вас объяснений!
Подчеркнуто резкий тон ошеломил Гальтерманна. Как школяр перед строгим учителем, он оторопело вскочил с кресла, впился водянисто-холодными глазами в каменное лицо Рехера. Уже самый факт, что гордый и высокомерный советник Розенберга счел нужным лично появиться здесь, не предвещал ничего хорошего.
— Слушаю вас, господин рейхсамтслейтер!
— Я хочу знать, что творится у вас в Киеве! Почему тайны особой государственной важности становятся добычей большевистских агентов сразу же, как только попадают в дебри здешнего управленческого аппарата?
— Простите, я не совсем понимаю, о чем речь, — прикинулся наивным полицейфюрер, выжимая на лице постную улыбку.
— Вам известно вот об этой мерзости? — Рехер бросил на стол обрывок шероховатой низкосортной бумаги.
Гальтерманн пробежал глазами по знакомым строчкам большевистской листовки.
— Впервые вижу!
В действительности же еще накануне из Фастовского и Белоцерковского гебитскомиссариатов ему были доставлены такие же агитки с оперативными донесениями, что среди местных крестьян наблюдается рост недовольства. А что он мог сделать? Посылать новый карательный отряд? Но ведь и недели еще не прошло, как вернулся предыдущий. Приказал активизировать агентуру, чтобы как можно быстрее выявить подпольную большевистскую типографию.
— Впервые видите? — повторил Рехер уже совсем ледяным тоном. — Чем же тогда занимается вверенная вам служба безопасности? Эти дьявольские листовки уже подняли настоящую бурю во всем генерал-комиссариате, а вы первые их видите! Я отказываюсь понимать ваши слова. Я даже не могу допустить, что это сказано руководителем СС и полицейфюрером, — и он потянулся рукой за листовкой, видимо собираясь уйти.
Гальтерманн предупредительно схватил его за руку. Он понимал, что, если не задобрит сейчас этого человека, фортуна отвернется от него — и, может, навсегда. В Берлине непременно будет сделан вывод, что он неспособен обеспечить порядок в округе.
— Господин рейхсамтслейтер! Прошу вас… У меня дети…
— Это к делу не относится. Из-за вашей нераспорядительности поставлено под угрозу одно из важнейших предначертаний фюрера. Новая земельная реформа еще до официального провозглашения, можно сказать, наполовину провалена. И только потому, что вы прозевали, без боя отдали инициативу в руки большевистской агентуры… Знаете, как их пропаганда окрестила наше мероприятие? Нет? Новейшей барщиной! А барщина для украинского народа — это проклятие. Поэтому мы можем повсеместно встретить самое бешеное сопротивление, и, возможно, придется силой загонять вчерашних колхозников в общественные дворы[26]
. Вы представляете себе хотя бы приблизительно тот вред, который причинили эти мерзкие агитки?«Вот оно что! На меня хотят свалить ответственность за возможный провал земельной реформы… — При этой мысли у Гальтерманна отвратительно заурчало в животе. — Но при чем тут я? Я и в глаза не видел этого проклятого устава. Пусть за провал отвечают те, кому была доверена эта государственная тайна».
Рехер, видимо, по глазам полицейфюрера догадался о его мыслях и ехидно проговорил:
— Вы можете утешать себя чем угодно, но факт остается фактом: большевики опять свили себе гнездо в Киеве. Как можно было допустить, чтобы под боком СД функционировала коммунистическая типография?
Против этого Гальтерманн ничего возразить не мог: подпольная большевистская типография в Киеве действительно снабжала листовками всю округу, несмотря на усилия гестапо найти и уничтожить ее. Однако он сделал еще одну попытку защититься:
— А вы не допускаете, что эти листовки могли быть сброшенными с советских самолетов? Над Киевом уже начали появляться советские самолеты…
— Погодите, не хотите ли вы сказать, что в Берлине засели…
— Нет, нет, я совсем не хотел этого сказать, — поспешил откреститься полицейфюрер от своего намека. — По шрифту, по качеству бумаги видно, что листовки местного производства. Вы меня убедили: эта мерзость — дело рук киевских подпольщиков.