Золотые ворота. Черное солнце

Но об Иване как будто забыли. Другим на допросах ломали кости, рвали тело, вели на казнь, а он томился в напряженном ожидании перед зарешеченным оконцем. Так прошло трое бесконечно длинных суток. На четвертые сутки ему приказали собираться в путь. С полным равнодушием оставил он камеру и поплелся в сопровождении конвоира на тюремный двор. Там уже ждала закрытая машина. Значит, Бабий яр!..

Вот злобно зафырчал мотор. Машина закачалась на ледяных ухабах дороги. Теперь жизнь Ивана измерялась метрами…

— Выходи! — раскрылись дверцы.

Вышел. Но что это? Перед ним не заснеженный пустырь Бабьего яра, а закопченное гигантское сооружение. От неожиданности он даже сразу не узнал изувеченный взрывом железнодорожный вокзал. Только когда увидел окруженную эсэсовцами колонну людей с узлами на плечах, понял, куда попал. Но зачем его привезли сюда? Что с ним хотят сделать?

Нет, Иван не может поверить в свою догадку. Просто боялся поверить. Даже после того, как конвоиры сдали его под расписку пожилому майору, набивавшему пленными товарные вагоны. Поверил только, когда очутился среди рыдающей толпы. И заплакал. Не от горя, что его ждет каторга в Германии, а от радости, что спасся от смерти. Он не помнил, кто помог ему забраться в темный «телятник», как эсэсовцы заколачивали наглухо вагоны, как тронулся поезд…

К сознанию его вернула песня:

У неділю рано-вранці
Зозуля кувала.
У неділю рано-вранці
В Німеччину брали…

Выстукивали колеса на стыках рельсов, свистели в щелях ветры, а песня подстреленной птицей билась в груди. Иван не заметил, как и его голос вплелся в скорбную мелодию:

Залунали зойки, крики,
Гіркий плач дівочий.
Брали бранців душогуби
До темної ночі…

На дворе тоже ночь. Поезд все катится и катится на запад.

Наконец ослабела мелодия и оборвалась на высокой ноте. Осталась только ночь да тяжкие вздохи. Гложут невольников тоскливые думы: «Что ждет там, в Германии? Да и доедем ли до нее? А может, этот «телятник» станет братской могилой?..»

«Это, наверное, и есть моя могила, — сжатый со всех сторон, думает Иван. — Все мы тут помрем. Задохнемся! Вагон наглухо закупорен!..»

Как вдруг — толк-толк его кто-то локтем под бок. И горячий шепот в ухо:

— Нож есть?

— Нож? Зачем нож? Нет у меню ножа.

— В углу пол трухлявый. Был бы нож…

Иван окаменел: вот так новость! Непреодолимое стремление вырваться отсюда пронзило сердце, высекло в глазах слепящие искры. Любой ценой, но вырваться! Вот только бы раздобыть нож!

— У кого есть нож? Тут полы трухлявые…

Замер вагон. Тишина, тишина…

Но вот зашевелились, зашептались вокруг. Бросились к узелкам. И пошли, пошли по рукам ножи.

— Где трухлявые доски? — спросил Иван у невидимого соседа.

— Вот здесь, в углу.

— Расступись!

Толпа послушно шарахнулась из угла. Невольники прижались друг к другу.

Иван стал на колени. Ощупал доски, простукал, выверяя толщину и крепость досок. Нет, древесина не такая уж трухлявая. Но он сжал пальцами нож и на ощупь начал работу. Лезвие с трудом входит в дерево. Со скрипом. К тому же вагон на стыках раскачивается, и нож то и дело выскальзывает из рук.

Вскоре Ивана сменил человек, предложивший план бегства. Затем на его место встал третий, потом следующий и так далее. Работали старательно, торопливо. До рассвета надо было все закончить.

А поезд все мчался, мчался на запад…

Наконец проломилась первая доска. В отверстие сразу же ворвался упругий быстрый ветер и громкий стук колес. В вагоне с облегчением вздыхали: воля, скоро воля! Когда перерезали и вторую доску, отверстие увеличилось. А через полчаса выломали и третью. Теперь выход был готов!

Но кто осмелится первым броситься под движущийся вагон? Одно неосторожное движение — и попадешь под колеса…

— Попробую я, — сказал предложивший побег. — Если все благополучно…

Минута колебаний. Парень присел над отверстием.

— Ну, счастливо тебе! — нетерпеливо желали ему отовсюду.

Он медленно сполз в прорезанное отверстие. «Ну, скорее же! Скорее!» — так и рвалось с языка Ивана, но он сдерживался. Может, этот человек доживал последние секунды. Потом послышался треск разрываемой ткани, и темнота с прищелкиванием проглотила смельчака…

С болезненной поспешностью стал опускать Иван в отверстие ноги. Сильный воздушный поток сразу же подломил их, потянул под колеса. Ивану стало страшно. После всего пережитого — и попасть под колеса… Но не возвращаться же назад! Впиваясь пальцами в края досок, полез из вагона. Загремело, зазвенело возле самого лица. Казалось, что это не колеса, а изголодавшееся чудовище щелкало зубами, предчувствуя кровавый банкет. А сверху нетерпеливо:

— Да скорее там!

«Ну, будь что будет!» — Иван зажмурил глаза и, качнувшись в сторону, опустил доски. Еще сильнее заскрежетало над головой, еще мучительнее дернул ветер и закрутил, завертел…