Золушка

Мои руки упираются ему в плечи, создавая дистанцию. Его губы, такие (чтоб его мракоборец поймал!) красивые, искусанные мной же, так и манили. Взгляд его оранжево-красных глаз был направлен на меня. Как я удержала ругательство, которое так и хотело сорваться с языка, не знаю. Это был не инкуб, нет, хуже, это был архидемон. Вот и принц твой, Золушка, радуйся.

— Что-то не так? — спросил хриплым голосом он. Святые мракоборцы, у него голос даже лучше, чем у борка. — Не тут? Пошли в мою спальню, там будет удобнее, — прошептал мне на ухо ВладИслав, (да, я знаю, кто это такой, его глаза и татуировка на груди выдавали).

Ох, папочка, каких звездных трындулей ты бы мне дал, узнай, что я целовалась, а нет, целуюсь с принцем Заграничного мира? Мракоборец его дери.

— Нет, постой, — запричитала я. Он посмотрел на меня своими невозможными глазами и прошелся рукой по лицу, подхватывая подбородок.

— Я хочу тебя, — шепчут его невозможные губы. Ну не гад ли, я тут сбежать пытаюсь.

— Я тоже, — отвечаю и начинаю расстегивать его ремень, стараясь незаметно снять свои ходули. Он рычит мне на ухо, ох, мракоборцы, что же не везет-то так? Туфли я сняла, оказавшись в районе его груди (а он высокий!). Так, аккуратно спускаем штаны, да, вот так. Да не стони ты, я сосредоточиться пытаюсь. Спускаем до ботинок.

Отходим и раз, два, три, от архидемона беги. Он отвлекся и не успел меня поймать, я рванула по коридору, слыша сзади утробное рычание. Разозлила.

Обернулась лишь, чтобы впитать в себя образ этого потрясающего демона: подкачанное тело, длинные красные волосы, янтарные глаза, слегка заостренные уши, черные трусы, татуировка на груди в виде крыла, расстегнутая рубашка и штаны, которые он натягивает, крича мне своими прекрасными губами, что мне конец. Знаю, милый, знаю.

Рывок вправо, и я лечу в открытое окно, сальто (люблю позерство), и я на земле, несусь сквозь сад, слыша, как раздает приказы мой принц.

Эх, не будь ты демоном, а я мракоборцем…

Глава 2

Глава 2.

— С демонами высшего порядка не заигрывать, повтори.

— С демонами высшего порядка не заигрывать, — уныло лепечет девушка.

— Громче!

— С ДЕМОНАМИ ВЫСШЕГО ПОРЯДКА НЕ ЗАИГРЫВАТЬ!!!

— Какое ты еще дитя, — покачав головой, произносит мужчина. — Главное, запомни: никогда, ни при каких обстоятельствах не связывайся…

— С архидемонами королевской крови, — заканчивает девушка. — Знаю, пап, дура я что ли?

(Из разговора некой девушки с отцом перед балом).

Вот дура, боже мой, какая я дура! Бежать, точнее, убегать было не впервой, но не от долбаного архидемона!

Я давно покинула сад и прилегающие к замку территории. Волосы мои опять стали короткими, заклинание окончило свое действие, к тому же я переоделась, специально подготовила для себя запасную одежду и спрятала в парке. Так какого я бегу, спросите вы. Боязно, ох, как боязно мне.

Не-е-ет, не демона боюсь, отца. Он у меня, как и я, мракоборец, носит знаменитое имя, Левиафан, и убьет меня, если узнает… “Ой, святые мракоборцы, только б не узнал” — молилась я, подходя к дому.

Вдох, выдох, вдох, выдох…

— Дзинь-дзинь, — это я нажала на звонок, оповещая отца, что его непутевая дочь вернулась с задания. За дверью раздались шаги.

— Бегу-бегу, — приглушенно. Я слышу, как шумит ключ, открывая дверь, и пытаюсь начать дышать. Хоть бы не заметил ничего.

Дверь открывается, и на меня налетает вихрь.

— Доченька! — кричат мне в ухо и сжимают в объятьях так, что хрустит позвонок. — Милая моя девочка! Солнышко мое, как ты?!

— Отец, я ща сдохну, — вырывается, и меня бережно отпускают, стряхивая с одежды невидимые пылинки.

— Проходи, милая, — лепечет отец, лавируя между мебелью и продвигаясь на кухню. Кстати, дом у нас небольшой, а папа у меня большой, два метра в высоту, полтора в ширину. А еще он лысый, нет, не потому что волосы не растут, просто, когда я была меленькой, мне очень нравилось играть с папиными волосами, выдергивая их из головы. Поэтому отец решил, что ему и лысым хорошо. Как бы я не уговаривала его отрастить волосы, он лишь отнекивался.

Отец, заботливо поправив кружевной розовый фартук, который я сшила ему лет в десять, поинтересовался:

— Пампушка, будешь кушать? Я блинчики испек, — да, знаю, не похож он на зверского мракоборца. Но это только сейчас, когда он у плиты напевает глупую мелодию попсовой песенки, крутя при этом бедрами и стараясь не задеть своими ручищами полку, иначе опять придется вешать.

— Нет, папуль, я не голодна, — тишина, я вижу, как отец медленно поворачивает голову ко мне, в его руках мелькает нож, больше похожий на тесак, он переспрашивает:

— Как не голодна? — и в этом тоне все: упрек, обида, слезы, которые мелькают в карих глазах. Он опускается на стул… Началось.

Всхлип.

— Я готовил, — всхлип, — я старался, — а голос дрожит, будто я не есть отказалась, а как минимум убила на его глазах человека. Я подхожу к отцу, целую в щеку и говорю:

— Папа, миленький, я поела на приеме, правда, — на меня поднимаются заплаканные глаза, и тут же меня стискивают в крепких объятиях, при этом покачивая. Тут он замирает, и я понимаю, что это конец.