Золушка

— Что это? — о, этот тон, пора заказывать гроб и мне, и моему горе-целователю.

— Что именно? — уточняю я. Вдруг пронесет.

— На твоей шее, что это? — я оглядываю себя: шею не видно, конечно, но на плечах есть засосы. Мракоборцы хреновы.

— Я плойкой обожглась, — главное, верить в то, что сказала, главное, верить. Его взгляд, тяжелый, выпытывающий, обещающий расправу за ложь.

— Обожглась, говоришь? — спрашивает он строго. Пауза, которую я могла не пережить. — Больно было, пампушечка? — святые мракоборцы, я чуть не поседела.

— Нет, папуль, терпимо, — вырываюсь из объятий под неодобрительное сопение отца. — Я устала, лягу спать, — говорю, выходя из кухни и направляясь к лестнице на второй этаж.

— Милая, — окликает меня отец. Я поворачиваюсь. — К тебе никто не приставал? — мракоборцы, откуда он ружье достал? Отец стоял около плиты и перезаряжал оружие.

— Нет, папуль, — сглотнув, отвечаю я.

— Хорошо, — какой-то демонический блеск загорается в его глазах. Святые мракоборцы, мне страшно, кто-нибудь, вызовите экзорциста. Он аккуратно кладет ружье на стол, вытирая розовым полотенчиком пыль. — А Владислава видела? — напевая песенку, спросил он.

— Да, — еле выдавила из себя.

— Сфотографировала? — переворачивая блинчик, поинтересовался он.

— Нет, пап, он слишком далеко был. Я Еву напрягу, она нарисует.

— Хорошо, милая, иди спать, — вовсю танцуя под только ему слышную музыку, говорит отец.

— Спокойной ночи, — произношу я.

— Сладких снов, Пампушка.

Быстро вбегаю по лестнице, потом в комнату и закрываю дверь. Фух. Так, надо посмотреть, что это демон мне на шее натворил. Захожу в ванную, подхожу к зеркалу. Святые мракоборцы, он что, сожрать меня хотел? На шее и плечах красовались засосы, некоторые были насыщенного бордового цвета. Вот же упырь.

Раздевшись, залезла в ванну. Горячая вода расслабляла, и в памяти неосознанно появился образ архидемона. Его шепот: "Я тебя хочу" прозвучал настолько реально, что я вздрогнула и оглянулась. Так, выбрось его из головы.

Выйдя из душа, подошла к зеркалу в полный рост. Искала в себе изменения. Не могла же я, дочь Левиафана, самозабвенно целоваться с демоном? Да нет, все так же. Белые короткие волосы топорщились вверх, мелкие косички заплетены на висках. Бледная кожа, карие глаза, папины. Несколько сережек в обоих ушах. Нет, все та же. Та же Золушка. Золушка — это псевдоним, у нас, у мракоборцев, не принято называть настоящие имена. Свое прозвище я получила из-за того, что от моих врагов остаются только туфли. Ну и еще отец приложил свою руку, ведь для него я всегда…

— Принцесса? — раздалось от двери. — Я блинчики принес, — так и знала, что заставит съесть.

— Папуль, оставь под дверью, я помоюсь и поем, — кричу отцу.

— Хорошо, зайка, — щебечет он, и я слышу его тяжелые шаги вниз по лестнице.

Фух, папа хоть и доверяет мне без оглядки, но лаже с плойкой, думаю, поверил не до конца. Поэтому ближайший день с ним лучше не встречаться.

Я вышла из ванной, открыла дверь, забрала блинчики и залезла на кровать. Села по-турецки (как всегда) и принялась уплетать вкусняшку с шоколадным сиропом. Папуля готовит отменно.

Так вот, насчет папы. Любит он меня неимоверно, потому как росла я без мамы, и он решил заменить мне ее. Моя милая мамочка — змеелюд. Наполовину змея, наполовину женщина. Живет ее раса в лесах, темных и непроходимых. Зачем отец туда поперся? Жалобу получил от местных, мол, людей воруют, страшно в лес ходить. Попал мой папа туда в конце мая, а в это время (как позже стало известно) у змеелюдов гон. Девушки-змеелюдки шкуру сбрасывают и становятся на одну ночь двуногими.

А красивые эти змеелюдки, вы бы знали. Вот папа и попался в сети. Одна ночь, и его таинственная незнакомка исчезла. Отец лес прочесал, не нашел и уехал с разбитым сердцем обратно.

Через пять месяцев отца под дверью ждало яйцо. А в яйце том, смерть его была. Я.

Он как узнал, что папой скоро станет, так и свихнулся на этой почве. Носился со мной как дурень с яйцом. В прямом смысле этого слова.

Пока ждал вылупления, научился готовить, убирать, стирать, в общем, стал среднестатистической мамой-одиночкой.

Моя же биологическая мать про дочь тут же забыла и предалась змеиной жизни. У них, оказывается, понятие “верность” не существует. Папочка, брошенный мамой, долго горевал: начал сериалы мексиканские смотреть, кошек заводить и полюбил программы с Еленой Малышевой.

Но своим добрым сердцем разрешил нам видеться, раз в год. Ах да, еще заставил мать алименты платить.

Так вот, мамуля моя как дочь меня не воспринимала и говорила всем, что я ее сестра. Ох, сколько таких сестер и братьев по свету бегают?

Я была довольна. Мать, Розанна, оказалась крутой женщиной. Мы с ней носились по лесам, обсуждали парней (ее) и плакали по личной жизни (моей). Она меня любила странной, змеиной любовью. Дарила подарки, когда не забывала про праздники и дни рожденья.

Отец же, предаваясь унынию, говорил, что мать слишком груба и хорошему меня не научит. Но к ней отпускал.