— Какого… — Мари вскочила с кресла, путаясь в одеялах, почти падая, но удерживая равновесие чудом. Она смотрела на меня во все глаза — Ты! Ты… Да как ты посмел!
Мари замахнулась и отвесила звонкую пощечину, занесла ладонь снова. Я смело сделал шаг вперед.
— Давай. Я заслужил.
Мари опустила руку, развернулась и понеслась прочь. Я уже забыл, как быстро она бегает. Догнать удалось только у машины.
Я прижал ее к дверце, не позволяя двинуться.
— Куда собралась?
— Куда угодно, только подальше и побыстрее. — Мари дернулась. — Убери руки.
— Малыш, пожалуйста, позволь мне объяснить.
Я развернул ее лицом, снял кепку, чтобы заглянуть в любимую синеву глаз.
— Объяснить?! А мне ты позволил объяснить? — голос сорвался на крик, по щекам покатились слезы, она лупила меня по груди кулаками. — Я умоляла, Андрей. Я просила! А ты… ты… Ненавижу тебя. Скотина. Ублюдок.
— Я знаю. Все знаю, родная. Тише-тише. Прости меня. — шептал я.
Она перестала меня колотить, только всхлипывала. У меня сердце сжалось. Мне не было оправдания, только повод и причина попытаться простить. Я озвучил ее, не мешкая.
— Мари, мне так жаль. Я… Я люблю тебя.
— А я люблю только свою тачку и деньги, — мстительно отозвалась она, вытирая рукавом сопливый нос.
Это гром, или рухнули мои надежды?
— Убирайся из моего дома и из моей жизни, Андрей Романов. Видеть тебя не могу и знать не желаю.
Дождь хлынул на нас стеной, значит, гремело в небе. Пожалуй, это хорошо.
Ну, почти.
— Нет, — упрямо заявил я. — Я никуда не уеду. И ты — тоже.
Я потащил ее в дом. Мы оба промокли до нитки. Нужно переодеться, выпить и убедить. Мари любит меня, иначе бы не приехала бы сюда орать песни с глубоким смыслом и курить одну за другой. Ей было больно. Боль можно успокоить, и я буду очень стараться. Изо всех сил.
В доме было холодно. Камин догорел.
Я быстро стягивал промокшую одежду. Открыл сумку, достал сухие джинсы и толстовку, боксеры.
— Какого черта ты делаешь? — рявкнула на меня Мари.
— Переодеваюсь, неохота опять заболеть. — Мари закрыла, глаза руками, чтобы не видеть меня голого. — Ой, я тебя умоляю, чего ты там не видела?
— Забирай свои шмотки и проваливай отсюда.
Ее трясло от холода, с носа и волос капало, но голос был такой убедительный. Вся в папочку.
— Черта с два. Я снял дом до конца недели и никуда не уеду.
— Вранье. Меня бы предупреди… — Она топнула ногой с досады. — Ах, я же отключила мобильный. Черт… Ладно, значит уеду сама.
— Никуда ты не поедешь.
Я поймал ее у двери.
— Хочу и поеду. Отпусти меня, отпусти.
Я оттащил ослицу от выхода, бросил на диван.
— Мари, ты пьяная и мокрая. Уедешь завтра. Если захочешь.
Я сам себя похвалил. Конечно, ей нельзя за руль под пивом да еще и в таком истеричном состоянии. Мой гражданский долг выполнен.
— И вообще, раздевайся.
— Размечтался!
— Я серьезно, переоденься. Простудишься. С тебя вон капает.
Мари напоминала очень злую выдру или белку после купания.
— У меня нет тут одежды.
— Ты в своем репертуаре. Махнуть без шмоток, куда глаза глядят…
Зря я это вспомнил. Последний раз она так уезжала…
— Не смей!
Мари, наверно, высказала бы мне все, но зубы начали стучать, а плечи трястись от холода. Я снова залез в сумку. М-да. Остались только трусы и майка. Я сам не особенно заморачивался багажом. Собственно, и мокнуть под дождем не планировал, а пользоваться стиралкой умел.
— Переодевайся.
Я бросил в Мари боксеры, снял толстовку и отправил по тому же адресу. Сам надел майку. Все по-честному.
— Ты п-п-рикалываешься? — она держала мое белье двумя пальцами.
— Не привередничай. Больше ничего нет. Кстати, они чистые.
Я ушел на кухню в поисках антипростудных продуктов. В холодильнике мышь повесилась. Только бутылка вина и пиво. Чем она тут питалась? На столе валялись пакеты с чипсами и орешками. Тяжелый случай. Я бросил свои бургеры в микроволновку, вылил вино в кастрюлю. Нашлась корица и гвоздика. Будем пить глинтвейн с фаст-фудом.
Когда я вернулся с тарелкой и чашками в гостиную, Мари, обмотав плед вокруг талии, как шотландский килт, возилась с камином. Она так искусно управлялась с мехами, что я позавидовал. Сам бы сто лет возился. И не факт, что преуспел бы.
Мари набросилась на еду, словно год сидела на диете. Даже не побрезговала и не отказалась гордо.
— Ты чем тут вообще питалась? — не удержался я от вопроса.
— Подножным кормом. И я с тобой не разговариваю.
Детский сад.
— Понятно.
Мари сходила на кухню, вернулась с полной чашкой подогретого вина и залипла в планшете. Я молча смотрел на нее. Периодически она морщилась, ловя мой взгляд, меняла позу, прячась за гаджетом.
Через час она взяла сигарету и пошла на кухню, я потащился хвостом.
— Кстати, завтра Костя приедет, — решил я разрядить обстановку важной новостью.
— Потрясающе. А Дмитрий Николаевич не наведается? Что-то маловато Романовых на один квадратный метр, — брызгала Мари ядом.
— Нет, папа сейчас на Камчатке.
— А тебе туда не надо? Нет? Эх, жаль. А может все-таки?
Я отрицательно покачал головой, давая понять, что никуда не уеду.
— Ну, значит Элли кондрат хватит. Два полупринца в полукедах у меня в гостях. Великолепно просто.