Так, матерясь, ругая себя еще худшими словами, которые я, уже придя в какое-то подобие сознания, отказываюсь приводить, дабы не травмировать неустойчивую психику читателя, я вытащил свое обремененное алкоголем тело из ванной и встал перед дилеммой, что делать дальше. Звать Машу после последнего события как-то не хотелось. Не звать — тоже глупо. Мне бы хотя бы в халат облачиться, а там посмотрим. На всякий случай, я прикрыл чресла полотенцем, впрочем, обмотать его вокруг бедер не получилось — полотенце оказалось слишком куцым.
— Машенька, принеси мне халат… и полотенце побольше.
Тут же дверь открылась и в достаточно тонкую щель пролезла рука Машеньки сначала с полотенцем — большим и махровым, а потом и с халатом — не самым моим любимым, сиреневым, слишком теплым к тому же, но все-таки, можно сказать, комплект. Пока я вытирался ярко-оранжевым полотенцем с сиреневым котом в самом центре (терпеть не могу этот тещин подарок, верх безвкусицы), как появилась еще раз рука Машеньки, которая аккуратно бросила на пол шлепанцы в мою любимую клеточку. Так я оказался почти в состоянии привести себя в человеческий вид.
После этого я мужественно вышел из ванны и отправился в гостиную, чтобы сидя в любимом кресле, привести свои мысли хоть в какое-то подобие порядка. Пора было серьезно обдумать тяжелые последствия прошедших полутора суток.
Глава восьмая
Первые аварийные мероприятия
— Машенька, простите, я сегодня не в форме, извините, просто слишком захотелось забыться…
— Вам не надо извиняться, Павел Алексеевич, у меня работа такая. Вы вольны делать все, что считаете нужным.
Тон ответа спокойный, но чувствуется, что она меня осуждает… Нет, а какого дьявола я должен перед ней оправдываться? Кто она такая? Домрботница? Так пусть и домработает, а не морализирует тут… Работа у нее такая… какая такая? Ну, блин, я влип…
— Вы, наверное, считаете меня алкоголиком и беспробудным пропойцем? Поверьте, это со мной случается крайне редко. Нет, я не вру. Случается, но крайне редко. Вот вы работаете у меня уже полгода, а со мной такое впервые.
— Извините, мне надо продолжать работать.
Странно, но я почему-то имел какую-то внутреннюю необходимость извиниться, и извиниться именно перед Машенькой. Почему? Мне сложно сказать. Мне, как мужчине, было неудобно, что она за мной убирала и вообще все такое… И еще тащила меня в ванную. Конечно, она девушка не тщедушная, крепышка, но все равно, я ведь не куль с сеном, я ведь чего-то там вешу. Так, что-то я слишком сильно на Машеньке зациклился сегодня, впрочем, это закономерно. После такого-то излияния.
— Машенька! — это она проскакивала мимо меня с ведерком и веником.
— Что, Павел Алексеевич?
— Ну я-то сегодня не в форме, а ты почему не в форме? — я пошутил, а она в ответ почему-то густо залилась краской. — Ну что ты, Мария?
— Извините, Павел Алексеевич… Я была в форме, просто пока там с вами… возилась… я… вынуждена была поменять форму — надо постирать.
Мне опять стало очень неудобно… Кажется, я тоже залился густой краской от стыда.
— Извини, Мария. Вот что, за особые условия сегодняшней работы возьмешь себе выходной, когда тебе будет удобно. Договорились? Ну, чего молчишь. Возражения не принимаются.
— Спасибо, Павел Алексеевич. — Машенька сдержано кивнула головой и пошла дальше по своим уборочным делам. А что я хотел? Море благодарности? Нет, ну в голове у меня сегодня точно каша, и веду себя, как полный придурок, чего только морожо, вот, бля… влип!
Ну что же, ее уборочные дела — это не моим делам чета. Мне надо что-то решать. Сначала я перезвонил Ванееву. Этот тот самый мой молодой помощник и опора, талантливый режиссер. Димка Ванеев. У него образование — нулевое. Но есть талант. Вот он нигде ничего добиться не мог. А ко мне пришел — и второй спектакль ставит. Под моим чутким руководством. А вот тезис о чуткости руководства стоит усилить. И я тут же вспоминаю бесподобную фигуру Ильинского. Скажите, с кем его можно сравнить из современных комиков? Есть ли такие мастера в мире? Не говорите мне про Чаплина, это две фигуры почти равного по силе таланта, и они из прошлого. Вы из современных кого-то назовите? Одни кривляки форменные, и кривляются как-то без изыска, без души, возьмем, к примеру, мистер Бин, или эта, бездарность в зеленой маске, как его Каррэ, нет Кэрри… На мой взгляд они вообще не актеры… Времена великих комиков прошли, вот что я вам доложить должен, господа хорошие…
— Дмитрий Аксентьевич, добрый день.
Знаете, я пока выучил его отчество, Аксентьевич! Я вообще плохо запоминаю фамилии, имена, тем более отчества. А приходится. У меня память больше зрительная. Увидев образ, лицо, картину, я уже никогда ее не забуду. А вот абстрактную информацию, типа чисел или имен — пожалуйста, забываю за милую душу.
Слышу, Димка весь напрягся, отвечает:
— Добрый вечер, Павел Ликсеевич.