Золушка Forewer

Говорят, мужчины думают половым органом. Иногда это оказывается правдой. Я часто сам думал членом. Странно, как она его называла? «Твой Петюня»? «Как там Петюня поживает»? Ага, кажется это именно так. А эта девица не настолько уж простая, нет, та еще дамочка, опытная, чувственная, виды уже повидала. И это в ее таком цветущем возрасте… как это у классика «и жить торопится, и чувствовать спешит», так Мари так спешит, так, что диву даешься… Но зато какой бесподобный секс она выдает на гора! Я себя снова почувствовал мужчиной. Нет, я не импотент. Просто… просто работа такая. Почти все время в театре или околотеатральных кругах. Заводить роман в театре — так разворошить то кодло, которое считает себя коллективом, нет уж, увольте! А только вырывался из театра, как попадал под тесную опеку Варвары Сергеевны. Теща, хотя и бывшая, своей идеей-фикс считала обязанность контролировать мою жизнь, исключительно в память о дочери. Второй идеей-фикс дорогой Варвары Сергеевны была мысль женить меня на достойной особе. Достойная особа должна была, как минимум, в благодарность за такую партию, всю оставшуюся жизнь о Варваре Сергеевне заботиться.

Я почувствовал, что рука, на которой лежит головка прелестной Мари начинает немного затекать, по ней стали бегать противные мурашки. Мари почувствовала, как напряглись мускулы, открыла глаза…

— Ты не спишь…

— Все в порядке… Спи… Я только руку поменяю…

— Ага… да… ты замечательный…

Итак, я замечательный. Впервые захотелось курить. Очень сильно. Мне так не хотелось курить уже давным-давно. С армии. В двадцать два я курить бросил. А теперь захотелось курить… Черт!

Она начинает пристраиваться под мой бок, сворачиваясь калачиком, как сворачивается кошка в ожидании холодной погоды…

— Мари, у тебя есть сигареты?

— Да, а что?

— Ну вот, впервые за последних двадцать с крючком лет захотелось курить…

— К тебе возвращаются вредные привычки?

— В первую очередь привычка любить красивых женщин.

— А что, ты раньше предпочитал красивых мужчин?

— Замечен не был.

— Не был, не замечен, не состоял… Вот, бери…

Она приносит мне пачку сигарет и зажигалку…

— Я на кухне покурю. Ты спи…

— Да чего уж там, все равно встала… Составлю тебе компанию.

Мария ловко щелкает зажигалкой. Огонь вспыхивает довольно высокий, кажется, Марии нравиться все яркое и большое. Чем больше, тем лучше. И не только касаемо огня в зажигалке. И не только размеров зарплаты. Хотя денег никому много не бывает. Деньги — совершенно особая материя.

Интересно, то, что у нее такие большие соски, это влияет на ее темперамент? В глубокой задумчивости я затягиваюсь, чувствую, как дым попадает в легкие… и не кашляю… Мария предпочитает легкие сигареты. Тонкие белые сигаретки, интересно, для чего они? Для рака или для импотенции? Покрутив пачку, я убедился, что и для того, и для другого…

Она курит жадно, взахлеб. Она и любит так же, жадно, горячо, взахлеб, как будто спешит куда-то. И где тот поезд, на который она так боится опоздать?

Что она? Кто она? И что, черт подери, она для меня значит? Неужели это любовь? Три раза ха… Седина в голову, бес в ребро? Недоеб, черт тебя подери, вот что это… захотелось свежего женского мясца…

И тут я понимаю, что дело не только в физиологии, не только в бурно бушующих в моей крови тестостероновых телец, сколько в непонятном женском начале, какой-то странной силе, чисто женской, первобытной, а поэтому необоримой… Что-то в ней есть… И мне надо это что-то суметь правильно использовать.

Она курит сигаретки жадно, заглатывая дым и выпуская его большими облаками, бесформенными, но весьма и весьма впечатляющими.

— Мари…

— Да?

Она мгновенно отзывается, отзывается всем телом. Живот втягивается, чуть-чуть меняется наклон тела, центр тяжести переносится к самому краю кровати, так кажется, что вот-вот и она начнет движение… «Она может двигать собой»… так, кажется, говорится про такое мастерство перемещения тела в тесном пространстве квартиры.

— Я хотел тебе предложить роль…

— Да…

— Так вот…

Она встает, прогибается всем телом грациозно, как кошка, при этом даже кончики пальцев рук выпрямляются, а соски начинают так призывно торчать, что по коже начинают толпами гонять мурашки. Мари не дает мне окончить фразы. Она зажимает мне рот, притягивает к себе, так что я вынужден бросить сигарету в импровизированную пепельницу, которой стало кофейное блюдце.

Она прижимает мою голову меж грудей и я понимаю, что слова сейчас абсолютно противопоказаны. Кажется, она опять хочет меня…

— Сначала я предложу тебе роль…

И мы начинаем снова валиться на постель, где меня уже ожидает холодная простынь, которая так приятно щекочет позвоночник, и жаркие поцелуи женщины, которая на этот раз решила оказаться сверху и покататься, как будто я ей пони. Вот только катание происходит отнюдь не по бездорожью и с большой долей приятных ощущений для катаемых. Я имею в виду не только наездницу, но и поню…