Золушка и Мафиози

Я киваю, но улыбка исчезает с моего лица, как только Витторио встает перед нами, и холодная улыбка на его губах становится совсем не обнадеживающей. Я сжимаю зубы, наклоняю голову и говорю себе, что нужно взять себя в руки. Цель этого упражнения — привнести в тренировку дозу реальности, научить Рафаэлу смотреть в лицо страху и реагировать под давлением. Именно этого он и добивается. Витторио не переступил бы эту черту. Он не причинит ей вреда!

С гораздо менее уверенной позой, чем когда мы были наедине, Рафаэла разводит ноги в стороны, сгибает колени и поднимает кулаки.

Витторио начинает осторожно, его движения рассчитаны на то, чтобы запугать, не причиняя вреда. Каждое его действие выверено, это испытание и для Рафаэлы, и для меня.

Для нее это урок распознавания страха и противостояния ему, для меня — проверка самоконтроля, потому что каждый сантиметр, на который он продвигается, вызывает у меня желание встать перед Рафаэлой и разбить брату лицо. Особенно когда его движения становятся все быстрее, жестче, агрессивнее и даже немного жестокими.

Рафаэла хорошо защищается, и даже когда она падает на землю, то быстро поднимается. Однако минуты тянутся, каждая секунда — вечность.

Я слежу за каждым движением, не моргая, готовый вмешаться при малейшем признаке реальной опасности, но какими бы плохими ни были намерения, написанные на лице моего брата, и излишне пугающая манера двигаться, Витторио не дает мне никаких реальных причин вмешиваться.

Однако, когда они заканчивают первую серию, я решаю, что это все, что я могу вынести.

— Достаточно. Три попытки сбить его с ног, — объявляю я, и Рафаэла делает два шага назад, опустив руки по бокам.

Она задыхается, отчасти от физических нагрузок последнего часа или около того с момента нашего прибытия, а отчасти от нервозности, я не сомневаюсь. За последние пять минут Рафаэла вспотела больше, чем за все последние полчаса.

Витторио бросает на меня еще один многозначительный взгляд, и я качаю головой, говоря этому ублюдку, что понял его. Этот сукин сын никогда больше не приблизится к моей жене.

Он идет вперед, и хотя Рафаэла пытается выполнять движения, которым я ее научил, у нее нет ни единого шанса против натиска дона, потому что он не дает ей этого сделать. Витторио в мгновение ока сбивает ее с ног и прижимает к полу, удерживая в таком положении пять секунд, прежде чем подняться.

Его вторая атака еще быстрее первой.

Рафаэла не успевает даже подумать, как оказывается на полу, а третий удар заставляет меня пошевелиться. Но как только он сбивает ее с ног, Витторио встает. Его удары рассчитаны не на то, чтобы причинить ей боль, а на то, чтобы дать понять, что она ему не ровня. Когда он оборачивается и улыбается мне, на моем лице нет ни тени веселья, а мой брат вскидывает бровь в немом вопросе.

— Мы можем попробовать еще раз? — Спрашивает Рафаэла, и я откладываю молчаливый спор с Витторио в сторону, чтобы обратить на нее внимание.

Ее лицо искажается в недовольной гримасе.

— Витторио занят, но…

— Я могу помочь, — предлагает Чезаре, и только тут я понимаю, что в какой-то момент он вошел в зал.

Какого блядь черта!

С каких это пор я настолько небрежно отношусь к окружающему миру, что не замечаю чьего-то прихода?

— Нет, спасибо, — отмахиваюсь я от его услужливости. Улыбка на его лице говорит мне, что он видел все, что произошло, и что его расположение не имеет никакого намерения помогать Рафаэле. Он просто еще один ублюдок, пытающийся досадить мне.

— Но… — начала Рафаэла, и я прервал ее.

— На сегодня с тебя достаточно, Рафаэла.

Она хмурится, но не протестует, и это чудо, за которое я ей благодарен, потому что я бы не знал, как объяснить, почему я не хочу, чтобы она продолжала противостоять моим братьям, что поняли и Витторио, и Чезаре, судя по тому, как они на меня смотрят.

Сукины дети.

Мы собрали свои вещи и пошли домой.

Рафаэла заполняет тишину, а я, не обращая внимания на суматоху в моей голове, отвечаю ей то согласием, то несогласием, то ехидными комментариями, слишком погрузившись в свои мысли, чтобы сосредоточить внимание на чем-то еще.

Что со мной происходит? С каких это пор я считаю Витторио, несмотря на всю его сварливость, реальной угрозой или опасностью?

Я решился попросить его принять участие в тренировках Рафаэлы, потому что никогда бы не доверил никому, кроме братьев, прикасаться к ней. Я доверяю им, так почему же у меня было ощущение, что моя душа покинула тело и вернулась только тогда, когда тренировка закончилась?

Это были самые мучительные минуты в моей жизни за долгое время. Почему так произошло? Ответ, как я понимаю, прост: Рафаэла. Она изменила игру, изменила правила.