Я расслабляюсь настолько, насколько могу. Я позволяю ему использовать меня, и мне нравится каждая секунда. Мои глаза слезятся, а киска пульсирует от желания с каждым стоном, который срывается с губ Тициано.
Мое тело словно горит. Мои соски болят, умоляя обратить на них внимание, а мой разум потерян в агонии, которую можно облегчить только одним способом.
Когда он поднимает меня, я не жду ни секунды, прежде чем запрыгнуть к нему на руки и обхватить ногами его талию. Тициано отходит назад и садится на кровать, а я оказываюсь у него на коленях.
— Готова ко мне, куколка? — Спрашивает он, оттягивая в сторону мои трусики.
Всегда, муж.
— Скажи это еще раз, — просит он, целуя мой подбородок.
— Всегда.
— Нет, все, — повторяет он, его глаза встречаются с моими, когда я приподнимаю бедра настолько, чтобы он вошел в меня.
— Я всегда готова к тебе, муж, — последнее слово я произношу, когда я медленно опускаюсь, пропуская его внутрь себя и чувствуя, как все мое тело поет, разрываясь на части от его размеров и объема одновременно.
Мой рот не закрывается, я не могу, выдохнуть через него — единственный способ набрать воздух в легкие. Я упираюсь лбом в лоб Тициано, как только моя попка оказывается на его бедрах. Он проводит пальцами по моей шее, слегка надавливая, и крепко держа меня за талию.
Я медленно поднимаю и опускаю бедра, наслаждаясь каждым мгновением покалывания, каждым нюансом, каждым вздохом, не переставая смотреть на него. Его рот захватывает мой в поцелуе с открытыми глазами, это чистая капитуляция и абсолютное отсутствие контроля.
Я продолжаю двигать бедрами вверх-вниз, ощущения захлестывают меня, и кажется, что они вот-вот переполнят меня, мои стоны становятся все громче и громче, переходя в крики, но все еще кажутся недостаточными, чтобы справиться с удовольствием, которое топит меня в гигантских, пожирающих волнах.
Мое сознание исчезает, и в какой-то момент я становлюсь лишь массой извращенных ощущений, которые не оставляют мне ничего, кроме как продолжать гнаться за облегчением с все большей и большей интенсивностью.
Между криками и стонами я слышу ворчание Тициано, чувствую, как его пальцы впиваются в мою кожу, а его глаза пожирают мою душу с той же интенсивностью, с какой его рот пожирает мой, а его язык властвует надо мной.
Я взрываюсь криком, но мои глаза все еще не закрываются. Нет. Мои бедра тоже не перестают двигаться. Я смотрю на него, поднимаясь и опускаясь, кончая и крича, пока Тициано не хрипит и не заливает меня спермой.
Я падаю на него, задыхаясь, потная и красная, и думаю о том, чтобы сказать что-нибудь, что угодно, но ничего не могу придумать. Я целую его, надеясь, что он прислушивается к бешеному ритму моего сердца и понимает, что я хочу сказать.
69
Чезаре ошибался, дав изначально моим чувствам определение, это не страсть. После прошлой ночи я понял это наверняка. Я манипулировал, лгал, убивал и мучил Рафаэлу, и ни одна из этих вещей, которые я люблю делать, не нуждаясь в поводах, никогда не приносила мне даже малой доли того удовлетворения, которое дает мне ее счастье.
И это еще одна вещь, которую я открыл для себя: то, что я чувствую, когда делаю ее счастливой, — это счастье.
Это не может быть страстью. Мимолетный химический дисбаланс не объясняет ни этого… принуждения видеть ее улыбку, ни того, как ее взгляд, ее внимание и ее присутствие питают мой дух. Совсем нет.
Я опускаю голову и вытягиваю руки на наконец-то опустевшем офисном столе.
С бюрократией покончено. Я закончил все дела, физические и виртуальные, которые Витторио подбрасывал мне, и кажется символичным, что последнее из них было завершено сегодня.
Это было то самое слово, которое я искал. И прошлой ночью оно прозвучало в тишине вместе со стонами и задыхающимся дыханием моей жены.
Я разразился недоверчивым смехом. Эта жалкая маленький девчонка не захотела раздвинуть для меня ноги и заставила меня полюбить ее? Какая же хитрая маленькая женщина.
— Ах, Санта! Какой у тебя жалкий юмор!
Я выключаю компьютер и выхожу из комнаты, заперев дверь, проверяя время.
Рафаэла, должно быть, уже на пути к моей башне или прибыла в нее. Сегодня мне очень хочется раздеть ее догола, подвесить к крюку и трахнуть. Когда она будет в полном бреду, теряясь в удовольствии, которое дарит ей мой член, я прошепчу ей на ухо, что люблю ее, и буду смотреть на ее лицо, чтобы понять, какую ее часть это сломает.
Я иду к выходу из учебного центра, планируя каждую вещь, которую собираюсь сделать со своей женой, и проклинаю того, кто мне мешает, когда мой телефон звонит, прежде чем я делаю последний шаг из зала.
— Да? — Я отвечаю, не глядя.
— У нас проблема, — предупреждает Маттео, и я фыркаю.
— Что бы это ни было, придется подождать до завтра, — предупреждаю я, отходя назад.
— Мне жаль говорить, но я не думаю, что нарушение безопасности будет настолько незначительным, босс.
Какого черта. Я перестаю идти. Клянусь, я убью кого-нибудь, если мне придется потратить больше двух часов на то, чтобы разобраться с чем-нибудь.