Она улыбается, вытирая с одежды несуществующую пыль. Я не обращаю на нее внимания, у меня кружится голова и я дезориентирована, мне достаточно того, что происходит внутри меня, мне не нужны еще и мамины причуды.
Сердце гулко бьется о стенки моей груди, каждый удар — яркое воспоминание об украденных мгновениях с Тициано… Его прикосновения, его взгляд… Мысль о том, чтобы выйти за него замуж, даже не приходила мне в голову. Когда вчера вечером дверь в ризницу открылась, я была уверена, что мой пьяный ангел-хранитель решил исполнить мою просьбу о смерти самым жестоким способом, который только мог придумать: меня разоблачат, семью опозорят, а отец либо убьет меня, либо отдаст в один из борделей Саграды, либо я покончу с собой, потому что лучше умереть, чем встретить ту участь, которая меня там ожидает.
Но, вопреки всем ожиданиям, Тициано ни разу не попытался уклониться от обязанности жениться на мне. Его голос, обращенный к Дону несмотря на то, что он сам оступился, сказав, что предложение может быть только одно, эхом отдавался в моей голове каждую секунду после его слов.
В эту ночь я не спала ни минуты. Я мысленно повторяла шесть слов:
— Рафаэла, ты какая-то бледная. — Мама щиплет меня за щеки, пытаясь исправить то, что, по ее мнению, является большой проблемой.
Я лишь рефлекторно киваю, не в силах выразить словами бурю, бушующую у меня под кожей. Как она может понять? Как вообще кто-то может понять?
Мое дыхание становится неровным. Я сглатываю.
Он сводит меня с ума? Да, определенно. Раздражает ли он меня и провоцирует при каждом удобном случае? Безусловно, но это не единственное, что он делает. Один его взгляд может поджечь все мое тело. Поцелуй — это все, что мне понадобилось, чтобы полностью забыть о своей скромности в приходской ризнице. При мысли о его близости у меня по коже бегут мурашки, а в животе разливается теплое чувство, как физическая реакция на воспоминания.
— Пора выходить. — В комнату врывается голос отца.
Он был более сдержан, чем моя мама, но он определенно не расстроен тем, как все обернулось, несмотря на лекцию о приличиях, которую он мне прочитал. У него даже хватило наглости сказать мне, что я его подвела.
Я иду за родителями к машине, и во время короткой поездки в церковь меня полностью захлестывают эмоции. Все крутится в запутанном вихре.
Мой желудок сжимается, когда мы паркуемся. Руки слегка дрожат, но я держу голову высоко, ступая на пустой тротуар. Такое впечатление, что людей предупредили не приходить в церковь в это время. Перед дверью стоят два солдата, и один из них входит, когда я поворачиваюсь к нему. Я делаю глубокий вдох, не в силах остановить покраснение лица от перспективы столкнуться с отцом Армандо. Как будто всего остального недостаточно, я больше никогда не смогу смотреть на этого человека без мысли, что он видел мою задницу.
— Может, пойдем? — Спрашивает отец, и только тогда я понимаю, что мамы больше нет рядом с нами.
Я зажмуриваю глаза и медленно выпускаю воздух через рот, делая все возможное, чтобы легкие слушались меня и работали в приличном темпе, но, похоже, они не заинтересованы ни в чем, кроме как сводить меня с ума, как и мой жених.
Мне удается уклониться от паники, поднимающейся по позвоночнику, достаточно долго, чтобы кивнуть и принять руку, которую предлагает мне отец.
Мы поднимаемся по маленьким ступенькам, и я не успеваю досчитать до двух, как двери перед ними распахиваются, открывая храм, в котором нет никого, кроме семьи жениха, отца Армандо, моей матери и Тициано. На их лицах нет улыбок, когда я подхожу к нему в тишине, такой же нездоровой, как на поминках моих последних женихов. Нет ни свадебного марша, ни цветов по дороге. Нет уверенности, только сомнения. Их целая фура.
Отец передает меня Тициано, а сам садится рядом с мамой на скамью позади меня, Катанео — напротив.
Здесь нет ни подружек невесты, ни свадебных букетов.
Тициано держит мою руку в своей, прикосновение грубое, мозолистое и ничего не делает для ритма моего сердца. Оно и так бешено бьется, хуже быть не может.
— Привет, принцесса, — шепчет он, и я чувствую себя самой глупой женщиной на свете, когда мое сердце меняет ритм, кажется, танцуя для мужчины передо мной.