Золушка и Мафиози

Я наклоняюсь, приближая свой рот к ее уху, и провожу кончиком носа по волосам, разбросанным по темным простыням.

— Знаешь, сколько раз я представлял тебя именно такой, Рафаэла? Обнаженной? В моей постели? — Я смеюсь. — Я сбился со счета, принцесса. Я потерял всякий гребаный счет.

Я отступаю назад и медленно обхожу кровать, пока не достигаю другой стороны и не забираюсь на нее на коленях, ложась на бок рядом с не таким уж неподвижным телом жены. Я откидываю волосы от ее уха и провожу рукой по ее плоскому животу, нависая пальцами в миллиметрах от ее кожи, медленно продвигаясь вверх — угроза, которую я пока не выполняю. Ее живот подрагивает с каждым сантиметром, приближающимся к ее груди.

— И знаешь, сколько раз я напрягался, думая об этом, лежа прямо здесь, на твоем месте? — Я обвожу ее ухо кончиком языка, покусываю мочку и дую за нее. — Но я не мастурбировал, куколка, ни в одной из своих фантазий. Знаешь, почему? — Я провожу кончиком носа по изгибу ее шеи и делаю глубокий вдох. — Потому что я знал, что это лишь вопрос времени, когда мы сделаем это вместе.

Рафаэла сжимает зубы, пытаясь сдержать стон, когда моя рука проходит прямо по ее твердому, нуждающемуся в помощи соску — первая трещина в броне ее безразличия.

Я улыбаюсь ей, касаясь щеки, чтобы она почувствовала растяжение моих губ.

— Так тебе интересно, чем я занимался в такие ночи, Рафаэла? — Шепчу я, возвращаясь ртом к ее уху, в то время как моя рука тянется к ее шее. — Когда желание съесть тебя почти сводило меня с ума? Ты знаешь, что я делал, куколка?

Я обхватываю ее пальцами, наконец-то давая ей возможность прикоснуться к себе. Рафаэла закрывает глаза и приоткрывает губы, с облегчением выдыхая кроху воздуха, и я слегка надавливаю, контролируя поток воздуха. Ее глаза снова открываются, выглядят слегка встревоженными, и я выравниваю наши лица, заставляя ее посмотреть на меня.

— Я так и планировал. — Моя рука движется вниз, снова мучая ее фантомными прикосновениями, теперь уже снизу. — Я планировал вылизать весь путь от твоего рта до твоей киски и услышать твой стон, от ощущения, когда мой язык впервые окажется у тебя между ног. Я планировал сосать тебя до тех пор, пока ты не оставишь мое лицо мокрым от своей спермы, пока твой вкус не окажется у меня во рту. Я планировал, Рафаэла, шлепать тебя по заднице, пока она не станет цвета твоих сосков. Я планировал научить тебя, как я люблю, чтобы мне сосали, а когда ты научишься, я вознагражу тебя, заставив кричать от моих пальцев. Я планировал заставить тебя кончить всеми возможными и невозможными способами, куколка, и только когда ты будешь изнемогать, умолять, не в силах больше терпеть, трахнуть тебя.

Стон, который Рафаэла не может сдержать, почти заглушает звук шуршащих простыней, но я ждал этого. Я смотрю вниз и вижу, что ее ноги раздвинуты — немое приглашение, и я громко смеюсь.

— Так просто, принцесса? — Я щелкаю языком и поворачиваю Рафаэлу к себе, прижимая ее спиной к своей груди. Она стонет и выгибает спину, чувствуя, как моя эрекция упирается ей в попу, от чего по моему позвоночнику пробегают мурашки.

Я покусываю ее ухо, проводя кончиками пальцев по ее коже.

— В моих фантазиях ты доставляла мне немного больше хлопот.

35

РАФАЭЛА КАТАНЕО

Я снова отталкиваюсь бедрами, переворачиваюсь, трусь о Тициано и не обращаю внимания на его раздражающие слова, потому что все, что меня сейчас волнует, — это чтобы моя кожа перестала покрываться волдырями.

Он хрипло и развратно смеется мне в ухо, кусая меня за него, но я не обращаю внимания и на это, не в силах быть рациональной. Я признаю себя жалкой, если это заставит его прикоснуться ко мне по-настоящему. Ни мучительными дразнилками, ни словами, которые похожи на призрачные ласки, а теми первобытными, восхитительными прикосновениями, которые если и сводили меня с ума, когда я была одета, то в моем нынешнем состоянии, я уверена, заставят мой мир расколоться на две части.

— Пожалуйста, — пробормотала я и получила в ответ еще один хриплый смешок.

Тициано двигается с нарочитой медлительностью, позволяя нашим телам соприкасаться в разные моменты процесса. И каждое прикосновение, каждое крошечное трение посылает электрические разряды по моему телу.

— Что ты хочешь, куколка? — Шепчет он.

— Я не знаю, — признаюсь я, нуждаясь. — Я просто… Пожалуйста… — умоляю я.

Дыхание стало затрудненным, а пульсация между ног — болезненной. Но Тициано это не волнует. Похоже, его не волнует ничего, кроме того, что он стремится разрушить мой рассудок. С абсурдной легкостью он приподнимает мой торс и просовывает под него руку. Его ладонь проводит по моему животу, и с моих губ срывается стон от простого прикосновения. Я такая чувствительная.

Этот дьявол сделал меня такой чувствительной.

Тициано щелкает языком.

— Разве ты не знаешь, куколка? Если ты не знаешь, чего хочешь, то я не смогу тебе этого дать.