Золушка в кедах

Я прошла за сгорбленной старушкой в низенькую хату. Замыкал процессию Игорь. Вот почему-то не удивилась, когда за порогом оказалась изба с высокими потолками и просторными комнатами. Девушка вспомнила про «Копейку», которая изнутри была больше лимузина.

Русская беленая печь занимала огромную территорию, из черного жерла слышалось потрескивание и неслись ароматы гречневой каши. По стенам развешаны пучки сухих трав в таком количестве, что казалось, будто бревна покрылись диковинным мхом.

За печкой виднелись три двери. В углу крепкий стол и дубовые скамьи. Несколько прялок, будто из сказки, столпились в другом углу. Я осматривалась по сторонам до тех пор, пока с печных полатей не спрыгнул белый кот. Точно такой же, как был у Галины Кирилловны! Даже хмыкнул также, когда осматривал пришельцев.

— Садитесь за стол, да поведайте — какая нужда вас привела в прошлое? Давненько я не видела человека со знаком Эстифалиуса… И это, говори ты, девонька, а то от речи шишка уши сухим листом заворачиваются, — старушка села на скамью и сложила ладошки лодочкой. — Как вас звать-то?

— Меня Олесей.

— А моё погоняло Игорь Фара, — ответил Игорь.

— С каких это пор шишки возле людей трутся?

— Меня Манюринда в ученики замастырила, так что я с ней давно уже обретаюсь.

— Манюринда? Хм, она всегда была жалостливой. Ну ладно, меня Ситранатрой люди называют. Говори, девонька.

Я рассказала всё-всё-всё, начиная от поцелуя Игоря (парень при этих словах приосанился) и заканчивая заклинанием Грюзельдины. Весь рассказ уложился в пять минут, в течение которых старушка пару раз уточняла про машины и мобильные телефоны. Белый кот запрыгнул на лавку, сел уставшим человеком и свесил задние лапы вниз. К концу рассказа он даже начал покачивать левой лапой.

— Так значит, вы прибыли для того, чтобы не дать Грюзельдине и Манюринде проклясть Андронатия? Вот же несносные девчонки. Позови-ка их, — сказала она коту.

Белый колобок скатился с лавки и толкнулся в дверь. Через полминуты в помещение вошли, а вернее сказать — вплыли, две девушки. Черноволосая красавица отдаленно напоминала Грюзельдину, а вот русокосая Манюринда ни на йоту не походила на свой будущий образ.

— Звала, матушка? — звучным голосом спросила Грюзельдина.

— Да, звала. Скажите-ка мне вот что — вы уже прокляли Андронатия?

Старушка переводила взгляд блестящих глаз с одного миловидного лица на другое. Девушки потупились, и это было лучше любого признания.

Старушка вздохнула и задала другой вопрос:

— Как давно вы это сделали? И почему он ко мне не обратился?

— Недавно, матушка. Всего четыре луны назад. А ты откуда узнала? — спросила черноволосая.

— Мышка бежала, да и нашептала. Как снимать-то проклятия знаете? — снова вздохнула старушка.

Девушки переглянулись между собой, кивнули.

— Вот и ладушки. Тогда снимайте.

На этот раз красивые лица девушек скуксились, словно кто-то невидимый сдавил их в ладошках, и они в голос заревели. Обе рухнули на колени так, что даже утоптанный пол гулко отозвался. Спрятали лица в ладонях, и только изредка поглядывали сквозь пальцы.

Старушка невозмутимо смотрела на это представление. Ни один мускул не дернулся на морщинистом лице, похоже, что такие концерты были уже не в первой. Кот снова запрыгнул на скамью и облокотился о сухонькое бедро старушки. Почему-то он напомнил театрального критика, который видел столько спектаклей, что мог предсказать не только дальнейшую реплику актера, но и даже спародировать интонацию, с какой она будет сказана.

— Курлык? — спросил Анатолий, когда показался в дверях и увидел двух коленопреклонённых девушек.

— Ой да, про тебя-то я и забыла. Не будешь охальничать? — строго спросила Ситранатра Никодимовна.

— Курлык-курлык! — отчаянно замотал головой Анатолий.

Старушка подошла к стене, сорвала веточку с розоватым венчиком и растерла её в ладонях. Пошептала над пылью и дунула в сторону Анатолия. Надо было видеть глаза иконы стиля, когда в его сторону полетело синеватое облако и окутало голову легкой завесой.

— Апчхи, мать моя постригала Валентино! — протараторил Анатолий и улыбнулся, проверяя вновь обретенную способность говорить. — Мама мыла раму. Ёжики на ёлке скурили все иголки.

— Помолчи покуда, балаболка, а то вновь закурлыкаешь. Встань-ко в углу и не мешай беседе, — старушка показала на угол, где приткнулись сказочные прялки. Потом она повернулась к девушкам, которые продолжали подвывать и размазывать по щекам влагу. — Так в чем дело-то, красны девицы? А ну перестаньте причитать и говорите, как есть!

— У нас не-е-ет пера Жа-а-ар-птицы. Мы его по-по-полностью на про-проклятие извели, — проныла Грюзельдина.

Старушка выпрямилась на скамье, взглянула на облокотившегося кота. Тот посмотрел в ответ и ударил себя лапой по морде, выражая тем самым крайнюю обеспокоенность в данном вопросе и стыд за девушек. Я поймала себя на том, что уголки губ сами собой лезут к ушам — очень уж забавный вид был у кота.

— Мда, это плохо, — сказала Ситранатра. — Но поправимо. У царя Афрона вроде бы есть такая диковинка. Вот только кто пойдет за этим пером?