— Не надо, она же в самом деле спасла Анатолия, — проговорила я как можно более жалостливо.
— Она стучала на нас, и не факт, что это всё не захерачено для нашей расслабухи. Типа мы сейчас расплывемся…
— Птица умирает! — прервал жесткую речь Игоря Анатолий. — Кто-нибудь что-нибудь сделайте! Вызовите ветеринара или дайте пилюлю.
— Могу ей бошку рубануть, чтобы не трепыхалась, — пробурчал Игорь.
Когда же Анатолий посмотрел на турков, те только развели руками, мол, они тоже придерживаются политики «топором по башке». Я подскочила к стоящему человеку и почти вырвала птицу из рук. Потом повернулась к Игорю.
— Лечи!
— Не в курсах, как это делать, — нахмурился тот.
— Не ври. Ты знаешь — я видела, что ты тоже шевелил губами, когда я шлепнулась возле отделения полиции, а Мария Дормидонтовна зашептала боль. Ты можешь её вылечить!
Игорь недовольно сморщился, но всё же взял птицу. Сорока уже не трепыхалась, силы покинули тщедушное тельце, и она только смотрела застывшим карим глазом на рыжего парня. Я видела, как под белыми перышками груди билось маленькое сердце.
Игорь накрыл птицу ладонью и зашептал:
— Заклинаю тебя выздороветь кошачьим гнездом, собачьим седлом, пером мамонта, глупой грамотой. Будь здорова и летай по небу быстрее ветра, дальше метра, легче пуха и моложе старухи. Лети!
Рыжеволосый подкинул птицу вверх, и она бешено захлопала крыльями.
Ей удалось!
Сорока сделала круг и подлетела обратно. Анатолий пригнулся от летящего на него снаряда, но птица не промахнулась и устроилась точно на его плече. Икона стиля в один момент стал похож на пирата, который зачем-то нарядился в славянскую одежду и вместо попугая посадил на плечо сороку. Черно-белая птица нахохлилась и смотрела на людей с недоверием, словно ожидая броска камнем.
— Она меня не обкакает? — с опаской покосился Анатолий на неожиданного пассажира.
— Не беспокойся, богатым станешь. А ты ей понравился, — улыбнулась я.
Турки аккуратно приблизились. Они успели убрать ятаганы и взирали на Игоря с тем затаенным восхищением, с каким рыбаки смотрели на Иисуса, когда он превратил воду в вино. Караван шел мимо, люди и верблюды взирали на группу, но важно шествовали по песку — мало ли каких людей можно встретить в пустыне.
— Ты ходжа или колдун? — спросил человек с оборванной бородой. — Или ты коварный иблис, который послан смущать души правоверных?
— Ну, типа из колдунов, — ответил Игорь. — И на хрен вы мне сдались.
— Скажи, великий колдун, а сможешь ты излечить мою верблюдицу? Она хромает на обе ноги, и я собирался прирезать её в городе, чтобы продать мясо на рынке. Но она молодая и может принести хороший приплод, поэтому слезы омывают сердце при взгляде на мою страдалицу. Взглянешь, о великий колдун? А я думаю, что сумею отблагодарить такого занятого мужа. Правда же, Арслан, Каракюрт?
Молчаливые мужчины одновременно кивнули. Это у них вышло так слаженно, словно они репетировали это месяцами.
Игорь обернулся к коллегам по путешествию. Если я ещё могла пройти в Константинополь, то одежда молодых людей оставляла желать лучшего. Мало того, что они с Игорем даже близко не похожи на турок, так ещё и легкая щетина резко выделялась на фоне обросших жестким волосом физиономий.
— Ну чо, кореша-подельники, подмогну бородатым за шмотьё? Чтобы не палиться перед султаном.
Анатолий переглянулся со мной, вернее, посмотрел на мою чадру, и потом оба человека кивнули.
— Покушать что-нибудь захвати! — напутствовал Анатолий спину Игоря.
— Да-да, только вылечи верблюдицу, а я уж и щербетом угощу и пахлавой. Даже отдам бурдюк молодого вина! Только вылечи, о великий колдун, — шел рядом человек в халате и заискивающе посматривал снизу вверх на рыжеволосого. Двое молчунов шли рядом.
Сорока так и не сходила с плеча Игоря, прижималась жесткими перьями к щеке молодого человека и поглядывала на меня. Иногда птица принималась стрекотать, словно хотела что-то сказать оставшейся паре.
Анатолий протянул руку и с некоторым опасением погладил пернатое создание. Та сначала вжала головку, а потом подалась вперед — навстречу ласке. Я подумала, что если бы на месте сороки был кот, то он обязательно завел свой мурчательный моторчик.
— Видишь, какой я укротитель! Куда там Запашным — Костюмов первый человек, который смог приручить сороку, — чуть приосанился «укротитель».
— Ага, супер. Можешь теперь выступать перед своими клиентками — они явно будут в восторге, — я с тревогой смотрела на уходящих.
— Что-то в твоем голосе сквозит сарказм. Неужели тебе не нравится птица? Вроде бы сама недавно заступалась за неё.
— Да я не о птице думаю. Переживаю за Гарика, слишком уж он вспыльчивый. Вдруг натворит чего и не вернется? Мы же тогда тут навсегда застрянем.
Анатолий вынул из-за пазухи краюху хлеба, отломил половину и протянул мне. Я сначала не хотела брать, но урчащий желудок явно намекал на то, что не прочь бы заполниться хотя бы этим подношением.