Зона бабочки

Герман одернул себя. В том-то, наверное, и проявилось обучение, что он, Гридин, ведет себя вполне спокойно в этом очень странном месте, не закатывает истерик, не мечется, не палит в каждую тень. Да, удивляется временами, но в обморок не грохается. Сохраняет работоспособность и присутствие духа. Не зря, небось, шаман хлебушек-то омеговский ел и коньячок пил, не зря…

В памяти вдруг всплыло название: «Повесть о шаманке Нисань». Наверное, об этом тексте говорил тот же Николай — кому же еще? Какой-то там парень погиб в старину на охоте, в горах, а шаманка вызвалась вернуть его к жизни и отправилась в мир мертвых. Встретила там чьи-то души, нашла нужную и вывела на свет божий. И парень ожил. В общем, почти Орфей и Эвридика, только где-то наоборот. Как говорил Юра Панов:

В Аид ушел за тенью-Эвридикой
И не вернулся: там не так уж плохо…

Точно, это Николай рассказывал. И про эскимосов рассказывал, и про бурятских «белых» и «черных» шаманов, и про ритуальный трансвестизм… Готовил к работе в зоне. Значит, отцам-командирам было известно: там есть какие-то аналогии с шаманскими мирами. А может, дело совсем в другом…

Загробье…

Гридин еще раз окинул взглядом окружающее. Ну что это за Загробье такое? Больно уж обыденное, просто курам на смех. Где ангелы, понимаешь, в белых одеждах или, там, черти с тефлоновыми сковородками? Не Загробье это, браток, а зона. Да нет, не та, где браткам и положено сидеть, а другая. Зона, влияющая на психику и выковыривающая из подсознания бог весть что. Даже такое, чего там вроде и не должно быть. Впрочем, подсознание — штука необъятная и непознаваемая. А если уж строить предположения, то гораздо интереснее считать зону не заурядным загробным миром, а одной из частей Мультиверса. Скоро ли появится из ближайшего подъезда или из-за угла еще какой-нибудь монстр, который будет впаривать именно эту идею?

А что — Хью Эверетт высказал неплохую мысль. Эвереттика — вещь занятная, увлекательная, и, с ее позиций, в зоне, кажется, кое-что можно было бы объяснить.

Гридин потерся спиной о ствол, устраиваясь поудобнее. Отвлечься на умозрительные рассуждения он позволил себе только потому, что не мог пока придумать, как поступать дальше.

Итак, согласно мудрому американскому физику Эверетту, во всех квантовых процессах (а люди — это квантовые объекты) осуществляются все выборы, которые только теоретически возможны. То есть некие параллельные миры, по терминологии писателей-фантастов, — не просто образы, не выдумка, а самая что ни на есть настоящая физическая реальность.

Зона может быть одной из ветвей Мультиверса, то бишь многомерной Вселенной. Она вроде бы находится и на Земле, где-нибудь под Тамбовом или в верховьях Амазонки, но, в то же время, — и вне Земли.

Насколько Гридину помнилось из прочитанной когда-то статьи, — а читал он по-прежнему охотно, если время позволяло, — в эвереттических мирах это самое время течет весьма необычно: оно может растягиваться, сжиматься, делать петли, течь вспять… В общем, джентльменский набор фантаста. Потому, вероятно, он и не испытывает ни голода, ни жажды, ни усталости. А Скорпион предупреждал: о еде-питье не беспокойся, они тебе не понадобятся. Именно потому, что время здесь иное? И, пардон, по нужде ему совсем не хочется — ни по малой, ни по большой.

Следующая особенность эвереттических миров: их физические свойства отличаются от мира земного. И опять в точку!

А еще: каждый человек — лишь некая часть сложного образования, которое в Мультиверсе существует как мультивидуум. Каждый человек одновременно живет во множестве миров, но не знает об этом. Потому что эти другие жизни многих «я», составляющих «супер-я» мультивидуума, «свернуты» и обычно не проявляются, хотя оставляют следы своего присутствия в глубинах подсознания — и человек порой может что-то такое чувствовать. «Черный человек на кровать ко мне садится, черный человек спать не дает мне всю ночь…» Поэты — существа особые, сверхчувствительные… Да если еще и бухают по-черному…

Зона — иной мир, и не исключено, что он встретит здесь другие части того образования, того «супер-я», что зовется Германом Гридиным. Двойника своего встретит. А ведь та девчонка говорила о двойниках…

— Ага, — вслух сказал Герман. — Всенепременно встречу. И пойдем с ним в «Лилию», и выпьем за знакомство. Параллельной водки.

Он сказал так потому, что мысль о двойнике отозвалась в душе все той же болью — ощущением какой-то утраты. И боль душевная тут же породила боль физическую — как и прежде, между лопаток.

«Вернусь — и обязательно к докторам», — решил Гридин.

После тридцати лучше, чуть что, обращаться к айболитам, а то потом может быть уже поздно…