Зона бабочки

— Значит, с первого раза не все получилось. Не до конца ты прозрел, Гера. Надо повторить. Давай руку.

— И будет еще одно откровение? — настороженно спросил Гридин.

Новых откровений ему почему-то не хотелось. И стало ему вдруг жутко и тоскливо.

— Держись, Гера. — Дмитрий уже занес открытую ладонь над журнальным столиком. — Если хочешь понять до конца, нужно срывать замки. Только сразу руку не отпускай, держи подольше.

«А кто же повесил эти замки? — подумал Гридин, протягивая руку навстречу ладони Дмитрия. — Шаман?…»

Его пальцы коснулись пальцев Дмитрия, он наткнулся на печальный, уже знающий взгляд своей второй ипостаси — и отвел глаза.

И опять его словно ударило током, — но на этот раз он не отдернул руку. И ее старался удержать, и свой собственный рассудок.

Вокруг сгущались тени.

25

Пятого января, ближе к вечеру, они ехали на дачу к Лешке Волкову. Скорпион вел машину, свою щегольскую «ауди», рядом сидел Костя, а Гридин и еще трое теснились сзади, причем Гридина капитально прижали к дверце — и Никита, и Араб, и, особенно, Винни, были широкими ребятами. В смысле, не только душой широкими, но и телом. Сзади шла вторая машина, тоже битком набитая, а остальные были уже у Лехи, накрывали столы, откупоривали бутылки. Волков решил с размахом отметить свой десятилетний юбилей в «Омеге» («Десяток лет, — а дырок в шкуре нет как нет!» — сочинил Юра Панов), плюс своевременное, перед самым Новым годом, возвращение с безукоризненно выполненного задания. На Шипке все спокойно. Или, скажем, в Багдаде…

Сыпала снежная крупа, асфальт подморозило, но Скорпион был не из тех, кто обращает внимание на такие мелочи. Нет, он особо не гнал, потому что никогда не рисковал попусту, просто был уверен в себе, да и в искусстве вождения мог посоперничать со многими асами. Трафик был гораздо ниже среднего, многие продолжали праздновать приход нового года, но какие-то длинномеры, тянувшиеся в столицу, попадались навстречу чуть ли не через равные интервалы.

Вот впереди показался еще один — и в этот момент в хриплый голос Высоцкого из стереосистемы («И в санях меня галопом повлекут по снегу утром…») вплелся вопль внутренней сирены.

Гридин глянул через плечо сидящего перед ним Кости, ничего необычного на дороге не увидел, но угадал, что из-за крутолобой фуры сейчас что-то выскочит.

Так и оказалось. Длинная черная акула-«мерседес» хищно вылетела из-за хвоста полуприцепа, и в тот же миг напрягшийся Гридин крикнул Скорпиону:

«Крути вправо!»

«Мерседес» уже начало заносить на встречную полосу, прямо на их «ауди», и Герману показалось, что он видит за чужим покатым стеклом безумные пьяные глаза водителя.

Скорпион среагировал мгновенно, уводя автомобиль от столкновения лоб в лоб, но контакта избежать не удалось — слишком велика была плюсующаяся скорость обеих машин, и слишком коротким было расстояние. «Мерс» врезался по касательной, как айсберг в бок «Титаника», и его отбросило в сторону, под колеса дальнобойщика. «Ауди» завертелась волчком, но не перевернулась, и ее понесло к обочине, к набросанному снегоочистителями невысокому снежному валу, за которым цепочкой тянулись черные деревья.

Сирена не умолкала, предупреждая о смертельной опасности, продолжавшей угрожать Гридину, и Герман не стал дожидаться, когда «ауди» пропашет этот вал, врежется в дерево, и от страшного удара разорвется печень и вылетят мозги. Правой рукой он рванул ручку дверцы и вывалился из автомобиля, группируясь на лету. Угодил он туда, куда и намеревался, — выждав нужный момент, — в снежный вал. Разметал телом снег — и налетел спиной на что-то страшно твердое. Хруст костей, дикая боль в спине — это все, что он успел услышать и почувствовать, прежде чем окружающее опрокинулось в черноту…

И тут же он ощутил себя участником другой страшной сцены: открытая дверь маршрутки, удар сзади по щиколотке — это добрался до него тот парень с иглой, — и уносящийся назад серый асфальт. Асфальт неумолимо приближался к лицу… Удар… Скрежет тормозов… Всепоглощающая боль… Чернота…

Чернота… Чернота… Чернота…

Больничная палата. «Омеговцы» у его кровати… Скорпион с подсохшим рубцом на лбу… Мама…

Ребятам повезло — они отделались испугом и мелкими повреждениями. Ребятам повезло, а ему, Гридину, — нет. Под снегом оказалась бетонная плита — основание давно убранного щита, рекламного или просто с пожеланием счастливой дороги. Массивная плита, сломавшая ему позвоночник…

Значит, не стоило ловить Кайроса, и узор жизни человеческой действительно предопределен с рождения?

Диван в комнате, и он на диване. Горизонтально. Мама стучит посудой на кухне, а он, поставив ноутбук себе на грудь, играет в игру для знатоков «СтраЗ»… А что еще ему делать? Читать? Смотреть телевизор?

Да, читать, смотреть телевизор и играть в «СтраЗ».

Потому что он больше не числится в рядах «Омеги», он навсегда покинул строй, он теперь бесполезный пенсионер, и возле дивана стоит уродливое и зловещее, как треножник Уэллсовых марсиан, инвалидное кресло-коляска. Его кресло-коляска. Его печальный атрибут — до конца дней.

И это — тупик…